Крылатая гвардия - [53]
- Взлетит же, черт необузданный!
Машина, словно управляемая опытным летчиком, продолжает разбег по прямой. Пробежав метров полтораста, она вдруг развернулась налево почти под прямым углом и, ткнувшись носом в землю, остановилась - может, что-то попало под колеса, а вероятнее всего, из-за воздействия вращающегося винта.
Подбежав к самолету, видим, что пламя погасло, и только слабый дымок, запах гари да закопченный борт фюзеляжа со вздутой от огня покраской зловеще напоминали о только что случившейся беде. В кабине все исковеркано, трубопроводы разорваны. Мне тяжело смотреть на израненного боевого друга. Нелепо все получилось...
Армейский представитель ругает себя на чем свет стоит:
- Проверил два баллона и успокоился!.. На моей совести ведь машина!.. Товарища твоего, Федор Филиппович, - это он уже к Дахову, - устроим у местных жителей. А ты лети и присылай медиков.
В ближайшей к аэродрому хате нас встретила низенькая смуглолицая старушка. Поохав, глядя на меня, она повела нас в другую комнату:
- Живите. Места хватит.
Дахов взволнован, но виду не подает и заверяет меня:
- Оставайся, Кирилл. Сегодня не обещаю, но завтра с утра будут у тебя медики. Потерпи, друг.
Хозяйка хаты, вмешиваясь в разговор, решительно запротестовала:
- Не надо медицины! Скоро будет хорошо...
Я остался один. Старушка хлопотала в соседней комнате. Приготовив какую-то мазь, она осторожно покрыла ею все мое лицо. Скоро стало легче - боль утихла, легкий озноб прекратился. До самого утра я проспал глубоким сном праведника.
С первым рейсом транспортного самолета вместе с передовой командой прибыли врач полка Гущин, парашютоукладчица Раздорская и механик Козлов.
Мой сержант, импульсивный по складу характера, еще с порога озабоченно кричит:
- Как же это, командир?!
- Не волнуйся, Петя. Ты ни при чем. Пройдет. - И шутливым уже тоном, хотя и со скрытым волнением спрашиваю: - Красивый я, да? Не будут девчата шарахаться?
Мария Раздорская смотрит на меня, как на больного ребенка: в глазах ее материнская жалость и непонятная ласковая печаль.
- Дурень, - мягко говорит она, - выбрось эти мысли из головы. Жив - и в этом радость. И больше не о чем расстраиваться. Война - это временно, полеты пока молод и здоров, а жизнь и любовь у человека и с человеком до конца.
- Спасибо, Мария, за доброе слово.
А она уже о чем-то разговаривает с хозяйкой дома. У женщин всегда найдутся общие темы.
Доктор интересуется:
- Чем это тебя насмолили? Зеленка, видать, ни к чему?
- Спроси у нее, - показываю я глазами на старушку. - Но избавь и уволь от зеленки. Под Белгородом так усердно разукрашивали, что до сей поры следы на руках. Да и шрамы оставляет.
Хозяйка вмешалась, услышав слово "зеленка".
- Доктор, - ласково проговорила она, - через недельку ваш парень станет красивее, чем был. Пусть он побудет у меня.
Друзья ушли, и легкая грусть легла на сердце. "С чего бы это вдруг? думал я. - Возможно оттого, что Мария заговорила о будущем?.."
На другой день гул летящих самолетов позвал меня на улицу. Через щелки набухших век смотрю, как "лавочкины" друг за другом отваливают от строя, четко и деловито заходят на посадку. Все-таки красиво ребята летают: ничего лишнего, можно сказать, сдержанно работают, даже изящно. И снова защемило сердце - так хочется быть среди боевых друзей!..
Вслед за истребителями над летным полем появились транспортные самолеты. С них сбрасывали на грузовых парашютах мягкие тары, бочки с маслом и горючим для танков. Вырвавшись вперед, танкисты сидели на голодном пайке из-за распутицы и бездорожья.
Удивительно быстро заживало у меня лицо: через неделю следы ожогов сошли, кожа стала розовой и нежной, как у младенца.
Имя доброй молдаванки, моей целительницы, к сожалению, забыто. Но теплота ее приветливого лица, смуглость и застенчивость крестьянки до сих пор живы в моей памяти. Я нередко вспоминаю о ней с огромной сыновьей благодарностью.
Мой "лавочкин" опять в строю. Окраска левого борта имела вид затейливого камуфляжа, на фоне которого четко выделялась черная цифра с красной окантовкой - 96. Командир полка спросил на всякий случай:
- Может, есть желание сменить самолет?
- Да вы что? Никогда! Раненого друга не бросают,- без малейшей рисовки и позы я отказался от такого предложения. - Мы оба в отметинах и рубцах. Будем ц дальше воевать вместе.
- Рад слышать такие слова, - сказал Ольховский.
8 апреля я уже шел с группой на своем "лавочкине" с бортовым номером "96" в небо Румынии. Долго мы ждали этого дня! И он настал - день боевых действий за просторами нашей земли. Весна сорок четвертого памятна во всех подробностях. Было все: и трудные победы в ожесточенных боях, и минуты неудач, и горечь поражения.
Однажды мы вылетели с Мудрецовым на разведку войск и аэродромов противника в район Яссы - Роман - Кишинев. За линией фронта обнаружили движение войск, большое скопление техники. Обстреляли одну из колонн, затем направились к Кишиневскому аэродрому. Противник, видимо, принял наши истребители за свои: молчат зенитки, на летном поле выложены посадочные знаки, пестро раскрашенные, как шлагбаум. Немцы даже пригласили нас произвести ,посадку - дали две сигнальные ракеты.
«Я был предубежден против Александра Сергеевича. Рассказы об известной дуэли, в которой он был секундантом, мне переданы были его противниками в черном виде. Он уже несколько месяцев был в Петербурге, а я не думал с ним сойтись, хотя имел к тому немало предлогов и много случаев. Уважая Грибоедова как автора, я еще не уважал его как человека. «Это необыкновенное существо, это гений!» – говорили мне некоторые из его приятелей. Я не верил…».
В книгу вошли жизнеописание и история обретения мощей святого, молитвы преподобному Сергию Радонежскому и рассказ о Троице-Сергиевой лавре.
Книга о выдающемся датском писателе Хансе Кристиане Андерсене подготовлена издательством в связи с юбилеем — 175-летием со дня рождения Андерсена, исполняющимся в 1980 году. Сочетая точность изложения и живость прозаического произведения, книга Бо Грёнбека подробно знакомит читателя с жизнью писателя, огромным кругом его друзей и почитателей, с его творческим процессом, реакцией критики на его романы, драматургию, повести и сказки, иными словами — со всем тем, что составляло его жизнь, что сделало его одной из выдающихся личностей Европы.
Как это часто бывает с выдающимися людьми, Марко Поло — сын венецианского купца и путешественник, не был замечен современниками. По правде говоря, и мы вряд ли знали бы о нем, если бы не его книга, ставшая одной из самых знаменитых в мире.С тех пор как человечество осознало подвиг Марко, среди ученых разгорелись ожесточенные споры по поводу его личности и произведения. Сомнению подвергается буквально все: название книги, подлинность событий и само авторство.Исследователь Жак Эре представляет нам свою тщательно выверенную концепцию, приводя веские доказательства в защиту своих гипотез.Книга французского ученого имеет счастливое свойство: чем дальше углубляется автор в исторический анализ событий и фактов, тем живее и ближе становится герой — добрый христианин Марко Поло, купец-романтик, страстно влюбленный в мир с его бесконечным разнообразием.Книга вызовет интерес широкого круга читателей.
Гэта кніга складаецца з артыкулаў "нефармальнага" кшталту, якія друкаваліся ў розных сродках масавай інфармацыі. У розны час гэтыя людзі працавалі ў нашай краіне ў якасці замежных дыпламатаў. Лёсы іх склаліся па-рознаму. Нехта працуе ў іншых дзяржавах. Нехта ўжо выйшаў на пенсію. Нехта вярнуўся ў Беларусь у новай якасці. Аднак усіх яднае адно — гэта сапраўдныя сябры Беларусі. На момант размовы з імі не ўсе ведалі беларускую мову дасканала і саромеліся на ёй размаўляць, таму пераважная большасць артыкулаў напісана на рускай мове, аднак тэндэнцыя вывучаць мову той краіны, у якой яны працуюць, не толькі дамінавала, але і стала абавязковым складнікам прафесійнага жыцця замежных дыпламатаў.
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.