Кружок на карте - [8]

Кто-то засмеялся. Рассказчик сердито сказал: «Не мешай!» и продолжал:

— Потом, когда мы собрались вместе — двадцать человек и старшина Цыбенко, — сообразили, конечно, что выбросили нас не туда, куда следует. Самолет в пургу с курса сбился. Ну мы, понятно, забеспокоились: ребята там, за Вязьмой, орудуют, а мы черт те где прохлаждаемся. Пошли военкомат искать. Нашли. Входим всей гурьбой в кабинет к военкому, просим: отправьте, дескать, нас скорее по назначению. А он очки поправил, на нас посмотрел — мы все в маскхалатах, в комбинезонах, автоматы на груди, ножи сбоку висят — и бочком так к двери стал пробираться. «Я, говорит, сейчас насчет чая для вас распоряжусь». Ну, думаем, чай так чай, сидим, табачок достали, иные стали сидоры разворачивать, энзэ проверять. Глянули в окно: батюшки, военкоматский-то дом цепь солдат окружает, и наш очкастый военком впереди с наганом бежит. Солдаты-нестроевики, идут раскорякой, в шинелях путаются, винтовки у них старого образца, длинные. А мы — один к одному ребята. И у каждого автомат, по четыре гранаты. Куда против нас нестроевики с их майором! Но, слава богу, все обошлось мирно, без стрельбы. Взводный наш, старшина Цыбенко, здоровенный такой хохол, вышел во двор да как скомандует: «Становись, равняйсь!» Голос у него зычный — покойника разбудит, кадровый голос. Ну конечно, нестроевики с их майором сразу поняли что к чему. Посадил нас военком на грузовик — перед тем, правда, чаем все-таки напоил — и повез в Москву.

— А потом снова в самолет? — спросил Сергей.

— Нет, к своим мы так и не попали. Записали нас в маршевую роту и направили в армию товарища Рокоссовского. На пополнение.

— А дальше что?

— Дальше как положено: воевали, немцев били. Город Су-хиничи взяли. А потом меня ранило осколком в бедро. Ну, а после госпиталя к вам прислали…

Сам Сергей войну почувствовал в ту ночь, когда выгружались из эшелона на станции Пено. В черном небе противно выл немецкий самолет.

— Рама, разведчик, — пояснил старшина.

В кустах что-то вдруг вспыхнуло, ослепило Сергея и резко хлестнуло по ушам. Это взорвался запал от противотанковой гранаты. Солдата с оторванной кистью руки унесли куда-то на носилках.

— Один отвоевался, — сказал сержант Запотылок ошеломленному и подавленному Сергею.

На рассвете пришли кухни, автоматчики похлебали из котелков мясной кулеш и начали садиться по машинам.

Первыми вползли в лес танки — шестьдесят две машины. За ними по скрипящей гатевой дороге, завывая, двинулись мощные, трехосные грузовики, мелкой дрожью затряслись противотанковые пушки, затарахтели мотоциклы разведроты. Колонна устремилась вперед через бесконечные, охваченные изморозью дебри.

Первый бой не произвел на Сергея особо сильного впечатления. Танк, на котором он сидел вместе с другими автоматчиками, перескакивал через мертвые, пройденные уже пехотой траншеи немецкой обороны. Другие танки, веером рассыпавшись в поле, натужно выли и двигались к кажущимся игрушечными на белом фоне домикам деревни. На снегу чернели остовы разбитых пушек, валялись скособоченные длинные серые грузовики и искромсанные бревна блиндажей — следы недавней артподготовки. Ледяной ветер обжигал Сергею лицо, забирался под полушубок. Что-то вдруг глухо хлопнуло и, как показалось Сергею, зазвенело. Он повернул голову направо и увидел, что соседний танк не двигается, а стоит на месте и позади башни вздымается вверх столбиком черный дым.

Сержант Запотылок крикнул: «Смотри!», и прямо перед их машиной появился приземистый немецкий танк, будто вынырнувший из снежной круговерти.

«Сейчас что-то произойдет», — подумал Сергей и прижался к холодной стальной башне. Башня вздрогнула, и Сергей еле удержался на броне. Выстрел не показался ему громким, только дернулась пушка.

— Готов! — сказал сержант Запотылок, крепко сжав локоть Сергею. — Спекся!

Сергей отчетливо увидел черную дыру в лобовой броне немецкого танка, чуть ниже башни.

Позже, когда выскочили на дорогу, идущую прямо в деревню, Сергею показалось, что кто-то ударил его по уху. Он зажмурил глаза, потому что свет вдруг стал нестерпимо резким. Сорвал с головы шапку, потрогал ухо: цело.

Уже в деревне обнаружил, что небольшой осколок на излете попал в шапку.

— Тебя, видать, контузило малость, — сказал сержант Запотылок, забирая из рук Сергея шапку и рассматривая зазубренный кусочек металла, запутавшийся в вате. — Попей водички или лучше глотни спирту — я тебе дам, — и все пройдет. А эту штуковину на память спрячь.

Механик-водитель танка старшина Ахметов — веселый татарин с рысьими глазами — тут же вынул из ножен эсэсовский кинжал с никелированным орлом на ручке и одним махом отсек у шапки рваное ухо.

— Будешь, пехота, с одним ухом ходить! — сверкнул он белыми зубами.

— Ладно, — ответил Сергей, с трудом приходя в себя и хватая ртом холодный воздух.

Когда вошли в пустую избу, его знобило. А старшина Ахметов и сержант Запотылок, отпросившись у командира танка лейтенанта Голубева, белобрысого, длинного парня, пошли вдоль улицы.

Деревня стояла глухая и тихая, даже собаки не лаяли. Ахметов и Запотылок заглянули в одну избу, в другую: пусто, холодно, только тараканы шуршат. Но «танкистское чутье» все же не подвело: в сарайчике, почти рядом с танком, оказалась немецкая каптерка — стопка старых шинелей, противогазы в гофрированных железных банках, горка консервов и картонных коробок с вареньем. Запотылок с презрением пнул валенком пыльную пачку шинелей, но аккуратно сложил съестное на брезентовый лоскут. Вместе с Ахметовым они внесли в избу трофеи и вывалили их на пол. Хлеба не было, ели ложками прямо из банок пресные волокна мясных консервов. Потом попили кипятку с «фрицевским» вареньем: ничего, вкусно.