Кружок любителей чтения - [13]

Похоже, Кейт разбудила его. На одной стороне его лица отпечатались следы от подушки.

— Ой, извини, — сказала она. — Может, я зайду как-нибудь потом?

Эд распахнул дверь пошире:

— Нет-нет, проходи. Я просто… э-э… — он поскреб свою взлохмаченную голову и зевнул. — На самом деле я дрых. Мы, неработающие лодыри, только этим и занимаемся.

Кейт зашла в дом.

— Чай? — спросил он.

— Чудесно.

— Это наше второе любимое занятие — чаепитие. Пьем чай, спим. Пьем чай, спим. Ах да, и еще встаем по четыре раза за ночь, начинаем день в шесть утра, меняем бессчетное количество подгузников, ищем экологически чистые (и только такие!) овощи и фрукты, делаем из них тошнотворное пюре, потом часами запихиваем вышеупомянутое пюре в ребенка. Убираем последствия приступа тошноты. Стираем, потом стираем еще. Молоко, сахар?

— Только молоко, пожалуйста.

— А ты почему не на работе? — спросил он, вернувшись с чаем.

— Мне был нужен перерыв, — сказала она. — Я оставила Дагги за главного.

— Смело!

— Ты знаешь, он, похоже, меняется в лучшую сторону. Хотелось бы только, чтобы это происходило побыстрее.

— Да уж.

Они оба одним глазом следили за тем, что происходило на телеэкране. Кейт надеялась, что Эд выключит телевизор, но догадывалась, что тот еще не совсем проснулся, чтобы подумать об этом.

— И это лейбористская партия, — сказала она, покачивая головой. — Невероятно.

Эд фыркнул:

— Точно. Сейчас консерваторы в большей степени лейбористы, чем сами лейбористы.

— Нет, я имею в виду то, как хорошо они стали одеваться. Ты только посмотри.

Он потер один глаз и, прищурившись, посмотрел на экран.

— Ага.

— Они выглядят куда привлекательнее, чем раньше. Взгляни на того типа, который сейчас выступает, он такой симпатичный.

— Росс Кершоу, — сказал Эд, который хоть и не очень хорошо знал творчество Элиот, но в политике разбирался.

— …и остановить разрушение морали, столь очевидное и в больших, и в малых городах…

— Эй, да это же Зоуи! — воскликнула Кейт, когда камера остановилась на женщине, с энтузиазмом аплодировавшей докладчику. — Скорей, Эд, смотри.

— Точно, это она, — сказал он и хлопнул себя по ноге, чуть не расплескав свой чай. — Ха, пот думать только.

— Как странно. Она ведь занимается рекламой? Интересно, что она там делает?

Камера вернулась к выступающему:

— …привить чувство правильного и неправильного…

— Кажется, Зоуи иногда говорит по мобильнику с каким-то Россом. Может, они встречаются?

Опять показали Зоуи. Определенно, оператор был к ней неравнодушен.

— …остановить вовлечение молодежи в омерзительный мир наркотиков и проституции…

Эд сказал:

— Если я не ошибаюсь, он женат.

— Ну, тогда, может, они работают вместе или что-то в этом роде. — Кейт снова уставилась в телевизор. — Он великолепен, правда? Как, ты сказал, его фамилия?

— Кершоу, — ответил Эд почти зло. Он резко убавил звук и передвинул кресло-качалку так, что оно почти наполовину загородило экран. — И совсем он не симпатичный.

Она улыбнулась ему.

— Нет, конечно, нет.

Кейт отсутствовала целый час, поэтому обратно она почти бежала и вошла в магазин, тяжело дыша.

— Ты в порядке? — спросила она Дагги. — О боже, почему твой сундук стоит в торговом зале? Скорее, прикрой его.

— Он продан.

— Что ты сказал?

— Я, короче, подумал, что попробую выставить его в магазин, и потом заходит этот старикан и говорит, что он напоминает ему Го… э, Гого…

— Гогена?

— Точно, его. Короче, он хотел узнать, сколько.

— И что ты сказал?

— Пятьдесят пять фунтов девяносто девять пенсов.

Она рассмеялась:

— Почему девяносто девять?

— В магазинах всегда такие цены: столько-то и девяносто девять.

— Ну да, в некоторых магазинах, — уточнила Кейт.

— Он, короче, ушел за грузовиком своего приятеля.

Дагги откинулся на спинку стула за крохотным прилавком, сложив руки на груди с таким видом, словно только что взял руководство ее магазином в свои руки.

— Какова моя доля?

— Я не знаю, Дагги. То есть, предполагается, что ты работаешь бесплатно. Приобретаешь опыт.

— Сорок?

— Ладно.

Придя домой, Кейт крикнула: «Чарли!» — чтобы проверить, дома ли дочь.

— ЧТО? — пришел ответ.

Так. Чарли находилась в фазе «Я ненавижу свою мать». Кейт сообразила, что ей придется просто переждать.

Когда она добралась до кухни и выложила покупки, сквозь потолок пробились звуки совершенно невыносимой музыки. Сейчас Чарли была увлечена микшированием на своей аудиоаппаратуре, чем и занималась непрестанно со своим другом Джеком. Сказала, что в шестнадцать лет бросит школу и пойдет в диджеи. Музыка, кровавые компьютерные игры, наполовину бритая голова и непристойные плакаты с Дженнифер Лопез — все это заставляло Кейт размышлять над тем, была ли ее Чарли типичной четырнадцатилетней девочкой. Но в целом Кейт старалась не думать об этом.

Она очень устала за день и поэтому, будучи в супермаркете, решила, что просто забросит в микроволновую печь три замороженных полуфабриката. Третий — для Джека, чья мать стала регулярно приносить Кейт деньги. «Должно быть, вы тратите на него кучу денег, — сказала она, зайдя в первый раз. — Я-то знаю, сколько он ест». («Интересно, откуда она это знает?», — подумала тогда Кейт.)

Она плюхнулась на диван в ожидании, пока разогреется первая порция (какое-то индийское блюдо), и нашла на одном из каналов новости. Ну и ну, опять он — Росс Кершоу, выступающий перед целым залом делегатов. У него были теплые темные глаза, седеющие виски и замечательный шотландский акцент. Она попыталась представить себе, каков он без костюма, и тут пронзительно запищала микроволновка.