Кружным путем - [46]

– И как долго находится здесь этот Роландо? – спросила она.

– Пять лет.

– Пять лет?

Это казалось чем-то совершенно невозможным, вроде рассказов о людях, которые десятилетиями живут в коме, в состоянии приостановленного существования.

– Когда сын умер, Роландо совершенно обозлился. Больше никого не слушал. Только огрызался. – Маруха говорила, как ребенок, ябедничающий на сверстника, и Джоанна подумала, что из-за непослушания Роландо им с Беатрис здорово досталось. – Он убегал, – шептала Маруха, – но его, конечно, поймали.

«Убегал». При этом слове сердце Джоанны подпрыгнуло. Какое загадочное, необычное понятие!

Убежать! Неужели это возможно?

Послышались новые удары и крики, словно кто-то колотился в стену. Джоанна закрыла глаза, стараясь не думать о том, что происходило по соседству.

«Роландо привязывают к кровати», – объяснила Маруха.

А Джоанна в это время воображала, каково это – убежать: ощущать ветер в спину, аромат земли и цветов и счастливое головокружение от того, что с каждым шагом ты оказываешься все дальше и дальше отсюда. И такой это был волшебный сон, что она совершенно забыла, что здесь оставался еще кое-кто.

Джоэль.

Ее дочь по-прежнему оставалась у них.

Фантазия улетучилась – пууф! Остались одна только боль в груди и пустота, как всегда бывает, когда рассыпаются надежды.

Постепенно шлепки стихли, хлопнула дверь.

Но Джоанна никак не могла уснуть. Маруха и Беатрис засопели, а она так и лежала с открытыми глазами. Через несколько часов наступит утро, Галина принесет Джоэль, и они вместе станут ее кормить и перепеленывать.

Вот за это стоило держаться. Даже в таком месте, как эта комната на ферме, где они спят втроем на одном матраце, а за стеной лежит связанный, словно скотина, человек.

В конце концов Джоанна задремала. А проснулась, как ей показалось, всего через минуту, разбуженная кукареканьем ненормального петуха, который вопил и днем и ночью.

* * *

Джоэль стала кашлять.

Когда Джоанна приняла ее на руки, маленькое тельце содрогалось от спазмов.

– Обыкновенная простуда, – успокоила Джоанну Галина.

Но когда Джоанна попыталась накормить девочку, та оттолкнула резиновую соску. Через несколько минут Джоанна сделала новую попытку. Джоэль опять отказалась есть. И сильнее закашлялась. При каждом спазме ее бездонные черные глаза широко распахивались, словно болезнь ее сильно удивляла и раздражала. Джоанна прижалась губами к лобику дочери – она видела, что ее подруги поступали так со своими детьми.

– Галина, она горячая.

Няня просунула руку под майку пощупать грудку, затем приложила щеку ко лбу.

– Да, лихорадка, – подтвердила она.

У Джоанны сжалось сердце. «Самое страшное, – подумала она, – бояться не за себя, а за ребенка».

– Что же делать?

Они находились в крохотной комнатушке, куда Галина приводила Джоанну на время кормления. Четыре белые стены и едва заметный след от распятия, которое некогда висело над дверью. Джоанна ходила без маски. Это устраивало обеих женщин, но поначалу сильно испугало Джоанну, как знак того, что она здесь надолго и нет необходимости играть с ней в прятки.

Галина дотронулась до лба Джоэль и, словно что-то на нем прочитав, поднялась и вышла.

– Подожди.

Она вернулась с каким-то предметом в руке. Волшебная палочка?

Нет, термометр, тот самый, который она купила для Джоэль в Боготе. Джоанна наблюдала, как Галина распеленала девочку, сняла с нее потертые красные рейтузики, положила ее животом на колени матери и велела не шевелиться. Когда няня ввела градусник и столбик ртути пополз вверх, Джоанну невольно охватил страх. Термометр показал сто четыре градуса.

– Заболела, – произнесла она. Температура оказалась слишком высокой для обычной детской лихорадки.

– Ее надо протереть чем-то влажным, – предложила няня.

– Аспирин, – заволновалась Джоанна. – У вас есть детский аспирин?

Галина посмотрела на нее так, будто она спросила, нет ли у них ди-ви-ди или массажного салона. В этой Богом забытой сельской местности охранники расслаблялись, смотрели телевизор и не слишком усердствовали, пресекая разговоры узниц. Потому что отсюда было очень далеко до ближайшей аптеки. И до патрулей из USDF – тоже.

И то, что у ее дочери такая высокая температура, не имело никакого значения. Потому что здесь они отрезаны от мира.

– Пожалуйста, – попросила Джоанна и на этот раз не рассердилась на себя, различив в своем голосе молящие нотки. Ради ребенка она готова была упрашивать тюремщиков на коленях. Отдать правую и левую руки. А если понадобится, то и жизнь.

– Я протру ее, и температура спадет, – сказала няня, хотя и не очень убежденно. Ее морщинистое лицо из озабоченного стало по-настоящему обеспокоенным, и это испугало Джоанну больше, чем показания градусника.

Галина пошла за мокрой тряпочкой.

А Джоанна подумала: как странно – эта женщина способна молниеносно превращаться из похитительницы людей в добрейшую няню и обратно.

Колумбийка возвратилась с оловянным кувшином, в котором плескалась мутноватая вода. Она где-то раздобыла полотенце для рук и, встревоженно косясь на тихо плачущую Джоэль, обильно намочила ткань. А когда начала протирать девочку, та принялась вертеться и извиваться на коленях Джоанны, словно любое прикосновение полотенца причиняло ей боль.