Крутыми верстами - [2]
Прибыв в полк в форме сержанта-пограничника, Сирота в первом же бою, после ранения офицера, принял командование взводом на себя. Прорвавшись в тыл отступавшего вражеского полка, взвод разгромил его штаб. Захваченного в плен начальника штаба Сирота доставил Дремову на НП. Подвиги сержанта были замечены. Его наградили орденом, удостоили офицерского звания и назначили на должность командира взвода разведки. Когда же потребовалось заменить безвольного, трусоватого командира четвертой роты, Дремов не колеблясь остановил свой выбор на Сироте. Вызвав лейтенанта к себе, сказал:
— Разведчик из тебя получился неплохой, но, думаю, довольно тебе сидеть на взводе.
— Как понимать, товарищ командир?
— А вот так. Принимай четвертую роту.
Сирота пожал плечами.
— Так я не силен в этом… в тактике. Не учился.
— Что поделаешь? Придется учиться. Противник того и гляди попытается выбросить роту с занимаемого мыска, а он ведь и нам самим очень скоро может потребоваться. Понимаешь?
— Это-то ясно, но справлюсь ли? Оправдаю ли доверие?
— Думаю, что справишься. Что-то есть у тебя от Антея.
— Не слышал о таком, — вскинул брови Сирота.
— Из легенды это. Говорят, много веков назад жил такой человек, который в единоборстве был непобедим до той поры, пока его не оторвали от земли — его матери. Для нас, командиров, такой питательной почвой является крепкая связь с бойцами. У тебя, вижу, тут всегда лады. Находишь нужное слово для каждого бойца. А это главное. Так что давай. В чем не разберешься — спрашивай. Поможем.
Прибыв в роту, Сирота не стал задерживаться на НП. Сразу отправился к солдатам, считая, что ротный должен начинать свою службу там, вместе с ними. Встретив в самом начале траншеи затаившегося в ячейке пулеметчика, спросил:
— Так сколько здесь ты подстрелил фашистов? Небось счет им потерял?
Солдат еще плотнее прижался к земле и посмотрел на Сироту с удивлением.
— Да как его тут? Не дает головы поднять. Дашь зевка — продырявит котелок. Так что приходится больше на брюхе ползать.
— Вот это уже дрянь дело! Распустили гадов. Это они должны на брюхе ползать. Надо, чтобы они здесь света божьего не видели, чтобы трясло их как в лихорадке. А ты…
— Попробуй сам, — с недоверием покосился пулеметчик.
— А что пробовать? Земля наша, мы ее хозяева и не смеем допускать, чтобы он над ней глумился.
В первые же дни Сирота занялся бойцами, начиная с постановки на местности каждому конкретной задачи. Прошло немного времени, и дела пошли на поправку: люди оживились, заметно повысилась их огневая активность. Даже тот угрюмый пулеметчик, с которым Сирота вел разговор в день прибытия в роту, теперь выслеживал фрицев и накрывал огнем назначенные ему огневые точки. А как-то перед вечером, заставив умолкнуть вражеский пулемет, утирая губы, как после смачной еды, улыбнулся своему помощнику:
— А что, брат, теперь, пожалуй, можно и покурить.
— Почему бы и нет. Фашистам глотку заткнули. Можно сказать, становимся здесь хозяевами.
— Ну да. Даже кости распрямляются. А все потому, что башковитый у нас ротный. Толковал, что немчуру прижучит, вот своего и достиг. Ишь молчит, — кивнул он в сторону противника.
— То, что башковитый, верно, но главное — партийный он. Есть у него такие с вескостью слова, что тянется к нему наш брат. Говорят, что был он пограничником, войну начал где-то под Брестом.
— Видать, потому и ходит все в зеленой фуражке.
В течение ближайшей недели рота захватила инициативу, и ее огневое превосходство стало бесспорным. Правда, после этого Сирота, увлеченный делами роты, чтобы экономить время, начал совершать перебежки между взводами вне ходов сообщения. Заметив, Дремов строго предупредил:
— Смотри, не бронирован.
— А что, товарищ командир, мне перед этим гнилозубым гадом гнуть голову, да еще и ползать?! Плевать я на него хотел… Обязан рассчитаться и за своих солдат, и за офицерских ребятишек, оставшихся там, на границе, и за то, что мы недоучились, недогуляли, недолюбили.
Решив провести наступавшую ночь с бойцами на переднем крае, Дремов предупредил об этом начальника штаба и направился на стык с соседом справа, где проходила разграничительная линия не только между двумя полками или дивизиями, но и двумя соседними фронтами…
Оборону на этом фланге полка занимал первый батальон, которым командовал хотя и молодой, но опытный офицер, прошедший по дорогам войны чуть ли не от границы — сын уральских казаков, неугомонный капитан Василий Заикин.
В батальоне командира полка в ту ночь не ждали, но Дремов знал, что его приходу будут рады и солдаты, и особенно комбат. Тяготение молодого офицера к своему командиру было вполне объяснимо. Если присмотреться к Заикину, то нетрудно заметить, что отношением к службе и такими главными чертами характера, как смелость, решительность, трезвость в суждениях, он напоминал Дремова. Заикин был схож со своим командиром даже тоном и краткостью служебных разговоров. Дремов ценил в нем эти качества, а то, что комбат иногда «перехлестывал», относил на счет его молодости. «Побольше бы таких. Этот, как и Сирота, выгоды, легкой жизни не ищет», — думал он, идя в темноте по ходу сообщения.
Повесть о комсомольцах двадцатых-тридцатых годов, прошедших подготовку в организациях Осоавиахима и отважно сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны. В центре книги — образ Михаила Горнового, прошедшего путь от курсанта военного училища до командира дивизии, генерала.Для массового читателя.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.