Крутыми верстами - [114]

— Ты что же это, забрался в самую милицию?

— Так точно, товарищ генерал! Забрался. Когда пришел по демобилизации, то и недели не дали отдохнуть. Вызвали в райком. «Ты, сержант, — сказали там, — из гвардейских частей. Нам надежные люди нужны позарез». Пришлось согласиться. С того времени и катаюсь от Орла до Москвы, а бывает, и дальше.

Сопровождаем важные грузы. Есть такие, товарищ генерал.

— Вопрос ясен. А зачем сюда, в деревню?

— Я-то? — смутился Омутов. — Мать здесь проживает. Навещал да и вот прихватил, — Федот потряс кошелкой с картошкой.

— А сейчас куда направляешься?

— Так в Орел я. А тут, вижу, машина. Думаю, до станции… Не знал… Извините, товарищ генерал.

— Да ты что?! — посмотрел на него генерал в упор. — Что за разговоры? Садись! — Подталкивая Федота, Иван Николаевич посадил его около себя на заднем сиденье.

— Давай, Тузов. Жми!

Через полчаса они оказались у станции, как раз в тот момент, когда из-за густой зеленой посадки вынырнул пассажирский поезд.

— Стоянка одна минута, — сообщил Федот, спеша к перрону, а когда поезд, медленно тронувшись, стал набирать скорость, Омутов, поцеловав Дремова в щеку, прыгнул на подножку. — На товарной мы, вагончик семнадцатый. Будем ждать! — прокричал Федот.

— Вот как бывает, — взглянул Дремов на подошедшего шофера. — Кто бы мог сказать, что когда-нибудь состоится такая встреча?

— Это что же, товарищ генерал, родственник? — кивнул Тузов в сторону уехавшего Федота.

— Пожалуй, больше, фронтовой шофер. Попал он, правда, ко мне за какие-то две недели до конца войны, но его буду помнить всю жизнь. Он меня, раненого, спас.

За разговорами не заметили, как оказались у речки. Дремов спохватился лишь после того, как услышал дребезжание жердей на мостке.

— Стой! — скомандовал он. Тузов нажал на тормоза, а затем, высунув из машины голову, попятился под крону пожелтевшей ивы. Выйдя на свежий воздух, откинул капот и, поплевав на пальцы, полез к мотору. Вышел и Дремов.

— Ну как, согрелся конек?

Тузов, поправляя упавшие на глаза волосы, поморщил нос.

— Тепло.

— Давай поступим так, — посмотрел Дремов на шофера. — Конь пусть остывает, а мы искупаемся. Смотри, какая прелесть! — крикнул он, спеша к речке.

Тузов что-то буркнул, полез под машину.

Высмотрев подходящее место, Дремов бултыхнулся в чистую, как слеза, воду. Вокруг сверкнули серебристые брызги. В теплой, медленно струившейся воде было так приятно, что из нее не хотелось выходить.

Возвращаясь к машине, Дремов издали заметил не отстававших от Тузова двух мальчишек.

— Откуда этот экипаж? — спросил он шофера, подойдя ближе. Тот, лениво выпрямляясь, смахнул катившийся по лицу пот.

— Увидели машину, вот и прибежали, а откуда — не поймешь.

— Из Живейки мы. Вон она, за фермой, — звонко выкрикнул старший мальчик, взмахивая рукой в ту сторону, где на скате виднелся приземистый сарай.

— Из Живейки? — заинтересованно спросил Иван Николаевич.

— Живейки, Живейки! — торопливо повторил мальчишка, прижимая к себе другого, белоголового, совсем малого карапуза.

Дремов вспомнил, как в ходе оборонительного сражения противник нанес по его полку из района Живейки свой последний танковый удар, а потом, когда перешли в наступление и освободили эту самую Живейку, его полку пришлось отражать одну за другой несколько яростных контратак фашистов. Только к ночи противник был окончательно отброшен. От деревни остались лишь печные трубы. Все сгорело.

Подхватив малыша на руки, Дремов подбросил его высоко в воздух:

— Как тебя зовут? Сколько тебе годиков? — спросил Иван Николаевич, взглянув мальчику в глаза. Карапуз, надув обветренные, чумазые щечки, опустил голову.

— Скоро ему три, а зовут Колькой! — без запинки выпалил старший.

Иван Николаевич ласково посмотрел на мальчишку.

— Вот что, братец! Давай мы с тобой для начала отмоемся. — Подхватив малыша под мышку, а сумку в другую руку, Дремов широко зашагал к реке. Стащив с ребенка тесные, впившиеся в тельце трусики и такую же тесную, неизвестно из чего сшитую маечку, ступил к воде.

Карапуз вначале выкручивался, попискивал, но вскоре успокоился. А когда Иван Николаевич намылил ему голову и все тельце куском душистого мыла, даже начал что-то лепетать.

— Э-э-э, дурак! А не хотел, боялся, — дразнил Кольку старший мальчик, вынырнув из воды.

— Он твой братишка? — спросил Дремов, одеваясь.

— Не-е-е. Он Надькин… Его мамка девка… На ферме с телятами, а моя там… на станции, по ремонту…

— А отец? — поинтересовался Иван Николаевич.

Мальчик сделал вид, что не слышал вопроса. Уставившись на лампасы, спросил:

— А вы кто, дяденька, генерал?

Дремов усмехнулся.

— Генерал. А что?

Мальчик опустил голову и, ковыряясь большим пальцем босой ноги в песке, проговорил с тоской в голосе:

— А мой папа был сержант… Гвардии… Погиб в Германии, Письмо в конце войны получили. Вот… А… а… — привлек он к себе малыша. — А Колька уже после войны… Саперы тут… Разминировали… Вот и…

«Вот тебе и саперы, разминировали», — подумал Дремов, а мальчик, осмелев, потянулся к его гвардейскому знаку.

— Вы дайте, дяденька, мне этот орден.

— Дать значок? Тебя как зовут?

— Меня Димкой, а по фамилии Солдатов, как мой папка, — мальчик вновь уткнулся глазами в землю. Дремов поворошил его тугие волосенки. «Сколько осталось вот таких без отцов», — подумал он.