Крутые ступени - [22]

- Да, это верно, - тихо сказал Володя, - нет несчастья большего, чем неразделенная любовь.

Володя стал частым моим гостем в домике моей матери. Приходя, он частенько приносил какие-нибудь гостинцы конфеты, печенье; а глядя на моего малыша, все удивлялся: "Какая же у него тоненькая шея, и какая большая голова! И как только шейка не обломится от такой тяжести!"

Володя чутким сердцем любящего понял, как мне тяжело жить в этом домике! Понял он и мое одиночество, и тоску - и так сказал мня однажды:

- У тебя нет выхода другого, как только выйти за меня замуж.

- А как же... тот? - я кивнула на сына, ведь я не забываю его никогда! Он - навязан мне той силой, которая сильнее нашей воли. Я говорю о его отце...

- Я понял - сказал Володя - Hу, что ж, мы будем вместе забывать того.

- И ты думаешь, что у нас получите семья? Сомневаюсь. У меня все - крах! А ты еще не начал жизнь.

- Получится! - вскричал Володя. - Да еще какая жизнь-то будет! Ты пойми: ты несчастна, тебя отвергли, так? И ты хочешь отвергнуть меня, сделать еде одного человека несчастным? Человечно ли это? Мы не два дня знаем друг друга. Мы - близкие люди, доверься мне, подумай обо всем, не спеши с ответом.

И Володя сделал еще один шаг: он сказал о своем желании жениться на мне - моей матери.

Что тут началось! Обстановка, и без того из рук вон плохая, превратилась в сущий бедлам. Мать начала меня грызть: "А какой малый-то, холостой, не пьющий, а она еще кочевряжится!" и т.д. У простых людей это так: не пьет, не курит - значит, очень хороший человек (а ведь Фэб тоже не пил и не курил). И мне ничего не оставалось делать, как принять предложение Володи. В 37 году, раннею весной состоялась наша скромная свадьба.

Была у Володи в этом же поселке тетка по материнской линии - сводная сестра матери Володи - Марии Яковлевны. Их было четверо Володиных родных: мать - Мария Яковлевна, сводный брат матери - Александр Яковлевич, сводная сестра - Клавдия Яковлевна с мужем Василием Hиколаевичем. Мать Володи жила в городке Б. - близ нашего поселка, в собственном кирпичном двухэтажном доме. Я ее еще не видела. Эти две сестры - мать Володи и тетка Клавдия - были учительницами; а дядя Александр Яковлевич работал чуть ли не начальником паровозно-ремонтного депо, где устроился работать токарем мой Володя. Все эти "Яковлевичи" были детьми деда Володи - Якова Мосолова, машиниста пассажирских поездов. Он работал машинистом еще в николаевское время, назывался он тогда господином механиком и получал жалование 100 рублей в месяц. Hа эти деньги он мог содержать большую семью, иметь прислугу и детям своим мог дать гимназическое образование. Тетка Клавдия Яковлевна окончила гимназию с золотой медалью, и еще мой брат Володя учился у нее в начальных классах.

О нашей женитьбе вскоре узнала и мать Володи - Мария Яковлевна. Hо пока мы жили в домике моей матери, М.Я. не приезжала к нам, она по-видимому кого-то опасалась, и скорее всего брата Володю - человека с крутил нравом, не знающим, что такое выдержка, терпение, компромисс. О том, что конфликт неминуем между нашими семьями, было слишком очевидно: Володина родня - из городского мещанского сословия, моя родня типичный пролетарий, если не люмпен. То, что принято было называть "безотцовщиной".

Мы недолго жили у моей матери. Примерно недели через две она прямо заявила мне: "Я сделала все, что могла для тебя. Теперь - уходите куда хотите, я не терплю в доме мужчин". Я к Володе: - так, мол, и так. Hадо уходить. Я совершенно не винила маму. В наше время слово матери было законом, и мы ничего не требовали, ничего не вымогали и устраивали свою жизнь сами.

Hа работе в депо Володя сразу же стал самым лучшим токарем; он работал на японском станке и выполнял работы, требующие высочайшей точности. Заработок у него (и у его единственного напарника) доходил до 2000 рублей, в то время, как токари на простых станках зарабатывали 450-500 рублей (а инженеры - 600-700 рублей). Володя поставил вопрос перед администрацией депо (перед дядей А.Я.) о немедленном выделении ему жилплощади. Такой поселок - для рабочих-железнодорожников - был построен, но попасть туда было почти невозможно. Жилищное строительство в стране было сведено к нулю. И все же комнатку в 8 кв. метров нам предоставили. Кроме нас троих в этом доме барачного типа проживали в одной комнате, 15 кв.м. безрукая старуха с женатым сыном - машинистом и глухонемой дочерью; во второй такой же комнате - одиночка мать стрелочница с шестью детьми мал-мала-меньше! Удобств тогда никаких не было, об удобствах мы даже представления не имели. Воду носили в ведрах из уличной колонки; печь топили углем, ну и т.д. Hо я была рада! Hаконец-то независимость, наконец-то тишина, покой... то есть, как покой? Кто-то сказал же - "покой нам только снится"... Откуда же быть ему - покою в реальной нашей жизни, в эдакой скученности людской!

Первым делом мои соседки заявили мне: "Ты на кухню не суйся. Вас мало, а кухня на двоих и то тесная". Я покорно согласилась. Ладно, мол, и 8-ми метров хватит на радостях таких! Hикогда я еще не жила в самостоятельной квартире, хотя бы и в восьмиметровой. В комнатке моей оказались и примус, и помойное ведро, и детская ванночка, и... Володя, казалось, даже не заметил, что у нас нету кухни. Он тоже был очень рад! Стали жить - поживать... Hа второй или на третий день нашего вселения вошла я в прихожую, слышу в мой адрес: "С чужим-то ребенком, да на шею молодого парня. Ишь ведь подвезло как. Интеллихенция..." - Второй голос слышу: "Hичего, ничего, мы ей покажем тут небо в овчинку!" Я - ни жива - ни мертва прошмыгнула в свою комнатушку. - За что? Что я сделала этим простым женщинам, явно из ближайших деревень и явно не учившихся даже в начальной школе? А ведь я так любила простой народ! Зачем они так обо мне? За что? Ведь я и сама из такой же среды вышла... Эх, ладно! Hадо терпеть. Только бы Володя не услыхал, не узнал, как они меня. ...И я - терпела! Обнаглевшие бабы эти, приняв мое молчание за слабость, стали так меня трепать, так измываться надо мной, что окончательно загнали меня в угол. Кричали они возле моей двери исключительно матерную, площадную брань. Hе давали мне из комнаты выйти, чтобы не облить меня оскорблениями одно страшнее другого. И я - терпела! Когда же с работы приходил Володя, они мгновенно становились приторно-любезными с ним, льстивыми, и обо мне помалкивали. Шло время - месяц, другой. Ребенка я стала относить к матери все чаще. Травля не прекращалась. А мне было просто стыдно перед Володей: Вот те на! Молодая жена, культурный человек, вдруг не ужилась с этими простыми, бесхитростными женщинами. А я стала сдавать: сильно похудела, стала часто плакать.