Крутые парни - [7]

Светлана подошла к сидящему в кресле Владиславу. Привстав, он стащил с себя халат. Она села к нему на колени, положила ладони на плечи, а ногами обвила его за талию. Поерзав на сиденье, он слегка сполз, а она потерлась ягодицами о густую поросль вокруг его члена. Он стал ласкать ее, обхватил ладонями упругую грудь. Она наклонялась к нему, подставляя его губам набухшие от возбуждения соски, вздрагивала от прикосновения, снова поднималась. Ее пальцы нежно ласкали головку напряженного члена. Потом она погрузила его к себе внутрь, вздрогнув от наслаждения.

Через мгновение их тела совершали плавные волнообразные движения.

– Ты потрясающая, – шептал он, выходя и входя в нее. – Ты чудо!

– Любимый мой! Любимый мой! – повторяла она громким шепотом.

Закусив от удовольствия губку, запрокинув голову, то поднимаясь, то опускаясь над Владиславом, прогибаясь всем телом, Светлана постанывала, всхлипывала, а потом, забывшись, кричала:

– Милый, милый, милый! Сильнее, сильней! Ну же!..

Ритмические сокращения ее оргазма подвели к пику и его. Он яростно вбивал в нее всего себя. Светлана застонала, содрогнулась, замерла и вдруг расслабилась.

Расслабился и он. И стало спокойно. Мир преобразился. Из раскрытого окна доносились ночные приглушенные звуки. Резко пахло цветами.

Светлана медленно наклонилась к любимому. Долго целовала его губы, шею, грудь. Он обнимал ее сильными руками, целовал, гладил нежную кожу. Потом поднял ее на руки и отнес на кровать.

Они уснули в объятиях друг друга.

Глава 5

Длинный телефонный звонок разорвал ночную тишину и непрошеным гостем ворвался в уютную спальню.

Вот оно! – сквозь сон с тревогой подумал Владислав. Поднял трубку и, стараясь не разбудить Светлану, хриплым голосом тихо произнес:

– Хэлло!

Его плохо скрываемое раздражение эхом отозвалось на другом конце телефонного провода.

– А ты, Варяг, не больно-то ласков. Видать, западный харч тебе не впрок.

– Кто это?!

– Значит, не признал меня? Забыл? А жаль! Я вот тебя частенько вспоминал…

– Что за игра в прятки? Кто это?!

– А такое погоняло, как Артист, тебе ничего не говорит?

– Артист?! – не сумел сдержать изумления Варяг. – Неужели ты здесь?

– А где же мне еще быть? Или ты меня рассчитывал встретить на том свете?

С Артистом Варяг был знаком по малолетке. Задорный, никогда не унывающий, он умел легко очаровывать собеседника, чем не однажды пользовался, когда занимался квартирными кражами. В колонию, где сидел Варяг, он попал после очередного побега, и лагерное начальство, желая наказать строптивого воспитанника, перевело его из «сучьей» зоны в воровскую. Именно этого Артист и добивался, и воровская зона, где сидели его подельники, встретила беглеца как героя.

Артист и вправду был необычный вор. Привлекательный внешне, с мягкими аристократичными чертами лица, с телом, как у античных богов, он был неотразим, а обворожительная улыбка и вкрадчивые манеры действовали сильнейшим гипнозом на его многочисленных подруг. Даже фамилию и имя он имел необыкновенные – Модест Разумовский. Артист неоднократно хвастал тем, что был назван в честь своего прадеда, который будто бы держал в Москве гостиницу «Славянский базар». Он с гордостью утверждал, что в его жилах течет не только благородная кровь польских шляхтичей, но также отъявленного мошенника времен нэпа Котьки Лазаря, сумевшего продать здание губчека заезжему американскому банкиру.

Погоняло Артист к Модесту пристало еще с «сучьей» зоны, когда однажды перед отбоем он пропел монолог Мефистофеля «Люди гибнут за металл», удивив своими вокальными данными не только лагерное начальство, но и собственных приятелей.

– Это у нас наследственное, – скромничал Модест. – Мой прадед, потомственный столбовой дворянин Модест Игнатьевич Разумовский, покровительствовал молоденьким хористкам в императорских театрах, а какой он был ухажер, об этом знали семь ведущих балерин, от которых он имел десять наследников.

Потомившись полгода в колонии, Артист был переведен в воры и занял на малолетке едва ли не самую верхнюю ступень в уголовной иерархии зоны. С воли через него шел грев, который справедливо делился между остальными ворами. Но скоро он ушел «в бега» и этим разочаровал не только «кума», успевшего привязаться к Артисту – как сердобольный папаша к нерадивому ребенку, – но удивил и собственных друзей. Впрочем, Модест любил преподносить сюрпризы и делал это с изыском ревнителя искусства. А изловили его не где-нибудь в глухой «малине» в окружении изящных длинноногих фей, не в ресторане, где он, напившись, мог разодраться с оравой беспредельщиков, а в городской библиотеке, где Модест терпеливо в уюте читального зала «вкручивал мозги» молоденькой первокурснице, рассказывая ей о суровых буднях российской колонии.

Побег из зоны – это всегда событие. А если исчезал такой вор, как Артист, то оно знаменательно вдвойне. Об удачном побеге мгновенно узнает вся тюремная братия, и даже через много лет об этом вспоминают как об исключительном происшествии, обрастающем многими невероятными подробностями. А это значило, что родилась еще одна легенда.

Однако случалось и другое. Лагерное начальство, обозленное на беглеца, делало все, чтобы натравить на него воспитанников – запрещало передачу посылок, лишало свиданий. В таких случаях бывало, что вчерашний герой не только подвергался жестоким побоям, но частенько разделял судьбу самой обиженной касты заключенных.