Крутой парень - [35]

— Сурово, — заметил Ружин.

— Обыкновенно, — отозвался Феленко. — Это не санаторий. Это место, где люди учатся жить, — помолчав, добавил негромко: — Где я их учу жить.

Ружин поднял брови, но ничего не сказал.

Обогнули школьное здание, въехали во двор. Во дворе около десятка ребятишек разных возрастов под командой чернявого крепыша занимались зарядкой. Лица истомленные, пот по щекам, голые ноги в грязи. Крепыш выкрикивает что-то коротко, как кнутом щелкает. Ружин заметил среди ребят двух девчонок. В глазах набухли слезы, но подчиняются.

— Поздновато для зарядки, — Ружин посмотрел на часы.

— Это не зарядка, — Феленко внимательно разглядывал детей. — Это наказание. Я не сторонник внушений и экзекуций. Только спорт. Здоровее будут.

— И в чем они провинились? Изнасиловали учительницу? Подожгли интернат?

Феленко пожал плечами:

— Кто за что. Кто болтал на уроке, кто без команды есть начал, кто девчонок лапал…

— Ты шутишь? — тихо сказал Ружин.

— Я никогда не шучу, — Феленко открыл дверцу и вылез из машины.

— Три-четыре! — скомандовал крепыш.

— Добрый вечер, товарищ директор! — проскандировали ребята.

Феленко чуть качнул головой.

— На сегодня хватит, — обронил он.

— Директор? — удивился Ружин, тоже выходя из машины.

— Пока исполняющий обязанности, — сказал Феленко. — Прежнего на пенсию отправили. — Он ухмыльнулся. — Я отправил.

Они сидели в комнате Феленко за квадратным столом. Перед каждым стакан чая, печенье, варенье в розетках, алое, прозрачное, вкусное. За окном сумерки, небо серое, низкое, давит. Задернуть бы шторы и не видеть его. Ружин встал, задернул.

— Что? — спросил Феленко, повернувшись резко.

— Включи свет.

— А-а, — Феленко включил. Абажур зелено засветился изнутри, старенький, мягкий, с бахромой, кое-где щербинки. Строго в комнате и скучно, будто временно здесь человек живет, хотя это его дом уже столько лет. Шкаф, кровать, тумбочка, стол, стулья. Все.

— Останешься? — спросил Феленко. — На работу теперь тебе не спешить.

— Останусь, — сказал Ружин. — А может, и вообще поживу.

— Поживи, — согласился Феленко. — Полезно будет.

— Кому? — спросил Ружин.

Феленко задержал взгляд на Ружине, не ответил.

— Встаю я рано. И тебя приучу, — он медленно лил кипяток из чайника в стакан, с рассеянной полуулыбкой наблюдал, как от жаркой влаги запотевают тонкие стеклянные стенки. — Рассвет встречаю на море. Каждый день.

— Мазохист, — хмыкнул Ружин.

— Жизнь катастрофически коротка. Сон — расточительство. И наши с тобой чаи расточительство. И наша суета в ГАИ расточительство… Немного сна, немного еды, и работа, познание, дальше, дальше, дальше… — он перевел дыхание. — Без перерыва я вколачиваю в их податливые головки знания, каждый час, каждую минуту, секунду. Не терять ни мгновения. Я выращу качественно новый отряд интеллектуалов, они перевернут страну. Они вышибут мерзавцев, лентяев, глупцов, они создадут…

— А если, — прервал его Ружин, — а если кто-то не способен или кто-то просто хочет подурачиться, поиграть, побеситься или сбежать с уроков в конце концов…

— Во двор! И приседать, приседать… — он оборвал себя, прикрыл глаза, потер их пальцами, сильно, до красноты, поднялся, сказал с легкой усмешкой: — Не радуйся, не поймал. Я не фанатик. Просто больно смотреть вокруг. Пойдем, я покажу тебе комнату.

В коридоре полумрак, тихо, бледные проемы окон, вздрагивающие тени на стенах, на полу. Возле одного из окон Феленко задержался, замер.

— Дрянь, — выцедил.

Ружин тоже посмотрел в окно, увидел вдалеке, у перелеска тонкую девичью фигурку в светлом длинном плащике.

— Ну и что? — спросил.

— Левее, — подсказал Феленко.

Ружин посмотрел левее. Различил высокий силуэт. Парень. Он приближался к девушке.

— Колесов, — сказал Феленко. — Она, сучка, к нему ковыляет.

— Ух ты, — отозвался Ружин, вгляделся внимательней. — Откуда он?

— Из города, — Феленко повысил голос. — Я же сказал ему, ни ногой сюда, бандит! И ее предупредил, увижу еще раз — выгоню! Сдохнет ведь под забором, проститутка! — Он круто развернулся, двинулся в обратную сторону, к выходу из школы, махнул Ружину. — Пошли!

Шли быстро, шумно, с хрустом давили гравий, потом шагали по траве, она скрипела под подошвами, мокрая. Ружин поскользнулся, упал на руки тренированно, отряхиваясь, чертыхался, грязными ладонями еще больше испачкал джинсы, свитер. Ветер резкий, впивается в глаза, холодно, тревожно.

Девушка толкала Колесова, беги, мол, чего ждешь, дурачок. Но тот стоял недвижно, только кулаки сжал, то ли от холода, то ли от злости или чтоб смелости прибавить; прищурившись, смотрел неотрывно на приближающихся.

— Когда ты пришла ко мне, голодная, в слезах, без копейки за душой, — Феленко вытянул длинный палец в сторону девушки, — я сказал тебе: живи, работай. Я помогу. Я сделаю тебя чистой, светлой, настоящей!.. Ты станешь человеком будущего! Только надо этого очень хотеть!

— Я не хочу, — тихо сказала девушка. Ружин едва расслышал ее голос.

— Что?! — Феленко опустил палец.

— Она сказала, что не хочет, — медленно, отчетливо проговорил Колесов, он разжал кулаки, обтер ладошки о куртку и снова сжал пальцы.

— Вон, — спокойно сказал Феленко. — Немедленно. — Он дернул плечами, пробормотал что-то, повернулся, зашагал к школе, сутулый, сникший, казалось, он вымок и с него капает вода, с волос, с пальцев, с плаща. Ружин догнал его.