Крутая девчонка - [2]

– Послушай, – сказал парень, понизив голос, – тебе никогда не казалось, что во всех этих модных журналах снимаются одни и те же девушки? Журналов-то – куча, а лица – одинаковые! И в рекламных роликах та же картина… Вот, приглядись! Нам навязывают представление о женской красоте, мужественности… Да и образ мыслей, стиль жизни – все это нам навязывают. Причем с маниакальной настойчивостью. Поэтому редактор поставил передо мной… – Он осекся, потом поднес к губам чашку, сделал маленький глоток и продолжил: – Кстати, я забыл сказать, что это не заказ, а конкурс – на фотографию для обложки журнала. Редактор сказал, что в нем примут участие около десяти фотографов… Так вот…

– Но ведь ты на операторском учишься, – перебила Каркуша.

– Это не имеет значения. Я вполне профессионально владею фотоаппаратом, и мои снимки опубликованы уже в нескольких журналах. Я тебе потом покажу… Но это все не важно, не перебивай, – попросил парень. – Короче говоря, им не нужны на обложке лица, к которым уже все привыкли, а потому не могут воспринимать их как лица живых, конкретных людей, понимаешь?

В ответ Каркуша только плечами пожала.

– Это не должна быть красавица в общепринятом, а вернее, навязанном смысле. Черты лица могут быть неправильными, а пропорции не идеальными, главное – чтобы в этом лице ощущалась подлинная жизнь, таилась изюминка, если хочешь! Чтобы, взглянув на обложку, читателю захотелось узнать, а как эту девчонку зовут, в каком классе она учится, какую музыку слушает и как звучит ее голос. Понимаешь?

– Да все я понимаю! – вскинула голову Катя и наконец посмотрела на своего собеседника. – Кроме одного: почему ты решил, что на обложке должно быть именно мое лицо?

– Не знаю… – Казалось, этот простой вопрос поставил парня в тупик. – Просто я, когда узнал об этом конкурсе, сразу увидел перед глазами твое лицо… Память-то на лица у меня профессиональная, – без ложной скромности заметил Паша. – Кстати, после той дискотеки, помнишь? Я часто тебя вспоминал… Даже звонил несколько раз, но к телефону все время кто-нибудь другой подходил…

– Ой да ладно, – недоверчиво покосилась на него Каркуша. – Что, не мог меня позвать?

На это замечание он ничего не ответил ей. С минуту Паша посидел молча, будто собираясь с мыслями, а потом посмотрел на девушку каким-то новым, прояснившимся взглядом и спросил:

– Так ты согласна мне помочь?

– А тебя не смущает мой нос? – Каркуша резко повернула лицо в сторону так, чтобы ее собеседник мог как следует разглядеть ее профиль.

Нос у Каркуши и правда был несколько длинноват, вытянут вперед и заострен, как у Буратино. Только у Буратино, конечно, гораздо длинней. Девушка сильно комплексовала по этому поводу, хотя всячески старалась это скрыть. Втайне Катя мечтала о пластической операции, но ни за что и никому не призналась бы в этом. Зато глаза, большие, карие, всегда блестящие и влажные, обрамленные густыми черными ресницами, полностью искупали все изъяны ее внешности. А из-за привычки немного щуриться ее взгляд всегда был чуть насмешливым, ироничным. Впрочем, размер и форма носа нисколько не портили Катю, придавая ее лицу лишь своеобразие и особый шарм, а ее высокому чистому лбу, смуглому оттенку кожи и мягкой линии губ могла бы позавидовать любая девчонка. Катя носила короткую, под мальчика, стрижку. Густые и жесткие темно-каштановые волосы всегда казались взъерошенными, и если верно, что каждый человек похож на какую-нибудь птицу или зверя, то Каркуша напоминала любопытного и непоседливого птенца. Каркуша вообще отличалась излишней подвижностью. Она и пяти минут на месте не могла усидеть! Юрка Ермолаев, ее одноклассник и знаменитый мастер придумывать всем клички и прозвища, окрестил Катю Каркушей. Но та нисколько не обиделась. Потому что забавная и смешная ворона из передачи «Спокойной ночи, малыши!» с детства была ее любимым персонажем.

– А что с твоим носом случилось? – Паша пристально вглядывался в Катин профиль.

– Он длинный и острый, как клюв, – заявила она, пальцем дотрагиваясь до кончика носа.

– Кто тебе это сказал? – удивленно поднял брови Паша.

– Сама вижу, не слепая.

– Ты не можешь объективно оценивать собственную внешность, – весомо возразил он. – Твое лицо, оно… такое подвижное, и самое незначительное изменение ракурса очень сильно его меняет. У тебя удивительно пластичное лицо, понимаешь? Оно… всегда разное… – Он порывисто запустил пятерню в свои волнистые темные волосы, потом поднял голову и сказал, глядя Каркуше прямо в глаза: – Вот это меня и привлекло… Честно говоря, я таких лиц еще не встречал… Ну, так как, договорились? – Паша улыбался, пытаясь поймать Каркушин взгляд.

Та тяжело вздохнула, допила залпом остывший кофе и наконец проговорила неуверенно:

– Ну, давай попробуем… Только потом, когда выберут другую фотографию, пеняй на себя!

2

Помещение студии, которая принадлежала товарищу Паши, оказалось довольно просторным и гулким – ведь мебели тут, за исключением нескольких стульев, стола, небольшого кожаного диванчика и складной ширмы, не было. А такого количества ламп, софитов, прожекторов и других осветительных приборов, названия которых Катя не знала, собранных в одном месте, она никогда еще не видела. Были тут всякие – на штативах, тележках, подвесные и стоящие прямо на полу, с разноцветными фильтрами-задвижками и без них. У стены стоял огромный белый щит, другой – ярко-синий – находился чуть поодаль, возле какой-то тумбы, задрапированной темно-красной тканью. Но более всего Каркушу заинтересовал предмет, назначение которого ей было неизвестно. Похожий на громадный надувной матрац, он состоял из шести секций, напоминающих гигантские, накачанные воздухом подушки. Каждая из них имела свой цвет – желтая, фиолетовая, ярко-малиновая, белая, бирюзовая и оранжевая. Все они, как позже узнала Каркуша, отстегивались.