Крушение - [8]

Ромеш принялся рассуждать о пользе и удовольствии, которые принесут ей занятия, но его старания были совершенно излишни. Комола сразу же заявила:

— Поучи меня.

— Для этого тебе надо ходить в школу.

— В школу? — удивилась Комола. — Разве такие взрослые, как я, ходят в школу?

— Ну, в школе учится очень много девушек и старше тебя, — ответил он, улыбнувшись такому понятию Комолы о возрастных границах.

Она больше не возражала, и вот однажды Ромеш повел ее в школу. В большом здании, где помещался пансион, Комола увидела множество девушек разного возраста.

Когда Ромеш, поручив Комолу начальнице пансиона, направился к выходу, она пошла было следом за ним.

— Куда ты? — остановил он девушку. — Тебе нужно остаться здесь.

— А ты разве не будешь со мной? — испуганно спросила она.

— Нет, я не могу.

— Тогда и я не могу, — заявила Комола и ухватилась за его руку. — Возьми меня с собой.

— Стыдно, Комола, — сказал Ромеш, выдергивая руку.

От этого упрека она словно окаменела, и лицо ее сжалось. Взволнованный Ромеш быстро вышел, но перед его глазами неотступно стояло неподвижное, с выражением беспомощного испуга лицо девушки.

Глава седьмая

Ромеш думал начать свою адвокатскую практику в Алипуре, но теперь сердце его было разбито, и у него совсем не осталось той энергии, которая так помогает спокойно и сосредоточенно работать и преодолевать трудности, всегда встречающиеся на пути начинающего адвоката. Ромеш взял теперь в привычку бесцельно шагать по мосту через Ганг или бродить вокруг Голадигхи. Он даже начинал подумывать, не проехаться ли ему отдохнуть на запад, но как раз в это время пришло письмо от Онноды-бабу.

«Из газет мы узнали, — писал он, — что ты выдержал экзамены, но были огорчены, не получив известий об этом от тебя самого. Давно уже о тебе ничего не слышно. Обязательно напиши, как живешь и когда собираешься в Калькутту».

Не лишне будет заметить, что уехавший в Англию юноша, на которого так рассчитывал Оннода-бабу, уже успел стать адвокатом и вернуться на родину. Теперь он собирался жениться на девушке из богатого дома.

А тем временем Ромеш все еще не мог решить, следует ли ему после всего случившегося встречаться с Хемнолини. Наконец, он пришел к выводу, что говорить сейчас кому-нибудь о Комоле и его отношениях с ней значило бы очернить ни в чем не повинную девушку в глазах общества. И в то же время, разве он имеет право возобновить свои отношения с Хемнолини, прежде чем не расскажет ей все?

Во всяком случае, медлить дальше с ответом на письмо Онноды-бабу было по крайней мере невежливо, и Ромеш написал:

«Очень прошу извинить меня, но по весьма серьезным причинам я был лишен удовольствия видеться с Вами».

Однако своего нового адреса он не указал.

Отправив ответ по почте, он на следующий же день надел адвокатскую шапочку и вышел из дому с намерением нанести, наконец, свой первый визит в алипурский суд.

Возвращаясь однажды из суда, он прошел некоторую часть пути пешком и уже собирался нанять экипаж, как вдруг услышал хорошо знакомый голос:

— Папа, да ведь это же Ромеш-бабу! Стой, кучер, стой! — и Ромеш увидел поровнявшийся с ним экипаж.

Оннода-бабу с дочерью возвращались в этот день с пикника, устроенного в алипурском зверинце.

Стоило только Ромешу снова увидеть спокойное и ласковое лицо Хемнолини, ее сари[8], уложенное особыми складками, ее такую необычную, но столь знакомую ему прическу, гладкие запястья и золотые граненые браслеты на руках, как он сразу лишился дара речи и горячая волна чувств затопила его сердце.

— Как хорошо, что мы встретили тебя, — заговорил Оннода-бабу. — Ты почти совсем перестал писать нам, а если и пишешь, не сообщаешь обратного адреса. Куда ты сейчас направляешься? Какое-нибудь неотложное дело?

— Да нет, просто возвращаюсь из суда, — ответил Ромеш.

— Тогда едем к нам пить чай.

Сердце Ромеша радостно забилось, ни о каких колебаниях больше не могло быть и речи. Он уселся в экипаж и, чтобы скрыть свое смущение, спросил Хемнолини, как она поживает.

— Что же вы сдали экзамены и даже не потрудились сообщить нам об этом, — сказала она, не отвечая на его вопрос.

— Я слышал, вы тоже сдали экзамены, — растерянно вымолвил Ромеш.

— Хорошо еще, что вы хоть помните о нас, — рассмеялась девушка.

— Где ты теперь живешь? — спросил Ромеша Оннода-бабу.

— В Дорджипаре.

— А разве твое прежнее жилище в Колутоле было так уж плохо?

В ожидании ответа Хемнолини с особым любопытством смотрела на Ромеша.

И неожиданно для себя он сказал:

— Я уже решил снова переехать туда.

Ромеш прекрасно понял, что Хемнолини сочла за оскорбление то, что он поселился в другом районе, и, не зная, как оправдать свой поступок, он окончательно пал духом. Однако дальнейших вопросов не последовало, Хемнолини демонстративно не смотрела в его сторону. Ромеш не в силах был долго вынести это и неожиданно заговорил:

— Неподалеку от Хедуйя живет один мой родственник… Вот я и поселился в Дорджипаре, чтобы иметь возможность видеться с ним.

Слова Ромеша хоть и не были абсолютной ложью, но все же звучали крайне неубедительно: неужели расстояние от Колутолы до Хедуйя так велико, что, живя на старом месте, нельзя время от времени навещать своего родственника? Хемнолини все еще была погружена в созерцание дороги. Несчастный Ромеш никак не мог придумать, что бы еще сказать. Ему удалось выдавить из себя одну лишь фразу: