Крушение столпов - [101]

Инстинкт охотника и любовь к своему делу оказались сильнее всего остального, и доезжачий увлекся: он продолжал говорить и без конца сыпал выражениями, на протяжении столетий так неразрывно вросшими в язык, что все уже давно забыли, откуда они пошли: идти вдоль по веткам, упредить зверя, навести на ложный след, снова поднять зверя, взять обратный след…

– Сегодня-то бояться нечего, работенки мы ему много не дадим, – продолжал он, – но мне все же хоть бы одним глазком посмотреть, какой он, этот олень-то.

И он углубился в чащу, осторожно следуя зигзагообразным путем, проделанным собакой, а Габриэль шел за ними следом, не обращая внимания на то, как голые ветки порой хлестали его по лицу.

– Ш-ш! – шепотом произнес Лавердюр, обращаясь к Габриэлю, тяжело ступавшему по листве.

Вдруг Лавердюр пригнулся, дернул к себе Сигаретку, повторяя:

– Нишкни, подруга, нишкни! – и шепотом произнес: – Господин граф их видит? Вон там…

И пальцем указал видневшихся неподалеку сквозь прутняк оленя и трех самок, чьи рыжеватые силуэты выделялись на фоне тонких белых берез. Животные сгибали шею, потом выпрямлялись, держа в зубах листик или травинку, которую они нехотя пережевывали, продвигались на несколько шагов вперед, грациозно переставляя длинные стройные ноги, а перед узкой изящной мордой каждого клубились молочно-белые облачка пара. Одна самочка была намного меньше остальных.

Габриэль схватился за голову.

– Лавердюр, что же все-таки произошло? Что я наделал? – воскликнул он.

При звуке его голоса самки подскочили, и в их красивых продолговатых глазах близоруких принцесс появился ужас; олень повернул к людям рога и трепещущие ноздри, и стая удалилась легким галопом – самки, подталкивая друг друга боками, и самец позади.

– Господин граф не должен больше об этом думать. Господин граф должен все забыть, точно ничего и не было, – сказал Лавердюр, – и помнить только то, что я ему сказал… Теперь можно и вернуться. Время уже подходящее…

Габриэлю казалось, что его мысль действует одновременно в разных планах и на разной глубине.

«Точно ничего и не было…» На одном из уровней сознания Габриэля разрозненные воспоминания этой страшной ночи ничуть не отличались от тяжелого сна или кошмара, навеянного опьянением. Вот сейчас Габриэля тряхнут за плечо, крикнут: «Да ну, проснись же наконец!» – и все будет как раньше, и Габриэль будет по-прежнему ревновать к Франсуа и мучить Жаклин.

Но на другом уровне гнездились обрывки реальных воспоминаний: помада на носовом платке, доказывавшая существование девицы в ресторане; другие мелочи, которые придают воспоминаниям реальность, совершенность, невосполнимость. Габриэль вспомнил про письмо – ему казалось, что он писал его, или он действительно его написал? Только бы не нашли это письмо!

И был в нем еще один уровень, где Габриэль пытался изобразить потрясение, отчаяние, отвечал на расспросы полиции, где его арестовывали за убийство…

– А копыто – что вы с ним сделали? – сухо спросил Габриэль.

– Я повесил его в машине на прежнее место, господин граф.

– А, ну отлично, – сказал Габриэль, словно доезжачий лишь выполнил то, что входило в его обязанности.

И тут до Габриэля дошло, что этот человек, этот слуга, пытается спасти ему честь и жизнь.

– Спасибо, Лавердюр, – произнес он тихо.

– О, господин граф не должен меня благодарить. Я это сделал… даже и не скажу почему… А потом, и неизвестно ведь, сойдет ли все.

И когда они выходили из чащи, доезжачий, по обыкновению, сломал веточку на краю дороги, чтобы отметить путь, которым шел олень.

8

Габриэль и Лавердюр шли уже назад, к Моглеву, когда Карл Великий, псарь, задыхаясь, примчался к ним со всех ног.

– Господин граф, господин граф, – воскликнул он, – беда!

– Что случилось? – спросил Габриэль.

– Госпожа графиня…

– Так, ну что – «госпожа графиня»?

– Она упала со своего балкона. Она… убилась она.

Габриэль издал такой рев, что Лавердюр пришел в восторг… «Ну, все в порядке, – подумал доезжачий, – этого человека нелегко сбить».

Габриэль бросился было бежать, затем метров через сто перешел на быструю ходьбу: Карл Великий во время пути трижды повторил то немногое, что знал.

– В общем, решили, что господин граф, верно, пошел в лес с Лавердюром – так оно и вышло, – заключил он, – и вот меня послали предупредить. Да только господин граф ушел дальше, чем думали.

Перед замком сбились в комок возбужденные, испуганные люди: под лоджией стояла группка слуг и крестьян, глядя то на упавшие камни, то на зияющий провал на фасаде наверху.

– С виду-то оно прочное, – шептались в толпе, – а на самом деле все старое, прогнившее, и вон оно как потом получается…

– А кто же ее нашел-то?

– Да вроде Флоран. И она была в ночной рубашке…

– Бедная женщина!

– А ну, не стойте тут, – сказал Лавердюр, обращаясь к толпе. – На что это похоже – глазеть тут, когда у хозяев такая беда.

И он стал переворачивать осыпавшиеся камни, чтобы удостовериться, не осталось ли на них следа от его сапога.

А Габриэль исчез в замке.

Тело Жаклин было отдано в руки госпожи Флоран и госпожи Лавердюр. Обе женщины с глазами, полными слез, уже приступили, с ловкостью опытных в этом деле крестьянок, к омовению тела и успели превратить спальню в освещенный катафалк.