Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - [42]

А ведь, возглавив Политбюро, М. С. Горбачев впервые взвалил на свои плечи ответственность за судьбу не только партии, но и страны, благополучие миллионов. Люди ждали от нового лидера не красивых слов — их уже было сказано больше, чем нужно. Они ждали четко выработанного курса, обозначения целей движения, реального улучшения жизни, во всяком случае не ее ухудшения.

Ветер перемен витал над страной. Люди ждали их, хотели больше свободы, гласности, возможности говорить открыто о самых трудных вопросах. И к этой откровенности народ потянулся, он видел в М. С. Горбачеве своего защитника и надежду. Настороженность партийных, хозяйственных и советских органов была захлестнута общим ликованием. На имя генсека шел поток писем из всех районов страны и из-за рубежа. Люди слагали стихи, сравнивали М. С. Горбачева с мессией.

Я просматривал эти письма, докладывал о них Горбачеву. Он любил такую почту, часами сидел, перечитывая вслух понравившиеся места, цитируя строки из откликов, поступавших из-за рубежа.

— А вот еще, послушай, — говорит он, начиная читать закрытую информацию ТАСС, которая готовилась только для него в одном экземпляре.  — конструктивные преобразования в России, начатые ее лидером Горбачевым, находят все больший отклик в странах восточного блока. И вряд ли их руководители справятся с возрастающей волной перемен, которых требуют народы».

Не знаю, кто первый заметил пристрастие Горбачева к чтению сообщений, восхваляющих его, — западные спецслужбы или наши послы. Но эготизм генсека был использован, как говорится, на сто процентов. Со всех сторон поступала информация, возвышавшая нового лидера. Каждый наш представитель за рубежом считал своим долгом лично привести какую-то вырезку из западной газеты или журнала, где говорилось о великих делах Михаила Горбачева, сами старались сказать, как его любят в зарубежных странах лидеры и «простые люди».

Почта из-за рубежа действительно многократно увеличилась. Многие присылали Горбачеву какие-то сувениры, домашние реликвии, деньги и драгоценности. За границей в честь Михаила Сергеевича в разных странах отливались увесистые медали из золота, серебра, платины, чеканились монеты. И он принимал многие из них искренне веря, что это ему дается за все, что он сделал. В это генсек верил даже тогда, когда люди отвернулись от него, понимая, что Горбачев заботится не столько о стране и народе, сколько о своем реноме.

И все же я чувствовал, как состояние дел все больше угнетало Михаила Сергеевича. Реальное положение в экономике с 1988 года, с начала широких экспериментов, становилось все хуже. За словами не последовали реальные дела, Политбюро, партия, люди видели, что кредит доверия иссякает. Понимал это и Горбачев. Его самолюбие было уязвлено. Стараясь поправить дело, он мечется в поисках чуда, выдвигает все новые и новые методы достижения целей. В этот период ему начинают подсовывать предложения, как говорили, апробированные во многих странах. Сначала это был путь Венгрии, затем Швеции и Австрии.

Само по себе ничего плохого в этом нет. Капитализм с успехом перенял у социализма очень многое. Но у нас трудно использовать чуждые механизмы управления, не осуществив глубоких перемен в системе в целом. Поэтому выхватывание из системы отдельных методов обеспокоило хозяйственников, увидевших в этом причину разбалансировки экономики.

Не добившись успехов в экономике и рискуя потерять власть, Горбачев, чтобы устранить хозяйственников, партийных руководителей, не согласных с его линией, начал поспешную подготовку Демократизации» на производстве. Сначала было предложено избрать директоров заводов, руководителей предприятий, что дало возможность избавиться от части строптивых хозяйственников.

Затем Горбачев предложил ударить по «штабам» и расправиться с непослушными организаторами экономики в партии и государстве, поменять чиновничество в аппаратах управления всех уровней. Но и замена не принесла успеха.

Это испугало Горбачева, он понял, что партия, ЦК насторожились, и генсек сник. Он уже не мог пользоваться прежними методами работы, ибо тогда ждать перемен вообще не приходилось. Но и постепенного перехода на рыночные рельсы Михаил Сергеевич остерегался. Колебания стали сутью его политики в 1988–1991 годах. У него не хватало смелости двигаться ни вперед, ни назад. И эта неуверенность отталкивала от него многие радикальные силы, но не объединяла и те, что стояли на старых позициях. Не видя определенности, продвижения по пути перемен, руководители партии во всех звеньях перестали доверять Горбачеву. Они поняли, что с ним при его склонности к зигзагам и маневрированию можно прийти в никуда. Отхлынула от генсека и демократически настроенная публика. Это была трагедия Горбачева, но это была и трагедия партии, всего нашего народа. В конце концов он остался один, презираемый его партией, насмехающейся над ним демократической частью общественности, и лишь поющий ему «аллилуйя» Запад, не забывший, что сделал для него Горбачев, всячески поддерживал экс-президента.

Все эти события произойдут еще через четыре года. А тогда подходы к перестройке всех структур общества еще только вырабатывались.