Крушение мировой революции. Брестский мир - [54]

.

Большевики в вопросе о киевской Раде не склонны были уступать и, в случае отказа германской и австро-венгерской делегации признать новое украинское руководство в Харькове правомочным вести переговоры, предполагали разорвать переговоры в Бресте. Так, 5 февраля по н. ст. 1918 года посол Франции в России Ж. Нуланс телеграфировал в Париж о разговоре Ленина с капитаном Садулем, служившим посредником между советским и французским правительствами. Ленин, по словам Ж. Садуля, сказал, что «сторонников мира любой ценой среди большевиков весьма мало» и мир будет подписан лишь в том случае, если «будут соблюдены принципы демократического мира»[39]. Аналогичное мнение высказал осведомленный о состоянии дел в Бресте Л. Б. Красин[40]. Под «демократическими принципами» мог пониматься мир без аннексий и контрибуций или же принцип самоопределения народов. Но в рамках «самоопределения народов» уступить немцам Украину большинство ЦК отказалось (поскольку было ясно, что сепаратный украино-германский мир фактически отдаст Украину под германскую оккупацию).

5 февраля по н. ст. Троцкий встретился с Черниным. Глава советской делегации в Бресте был готов к разрыву и в общем провоцировал немцев и австрийцев на предъявление требований, которые позволили бы Советам разорвать переговоры. «Пусть германцы заявят коротко и ясно, каковы границы, которых они требуют», — сказал Троцкий, — и советское правительство объявит всей Европе, что «совершается грубая аннексия, но что Россия слишком слаба для того, чтобы защищаться» и уступает силе. Поскольку Троцкий вместе с этим заявлял, что «никогда не согласится», чтобы страны Четверного союза заключили «отдельный мирный договор с Украиной», разрыв был неизбежен.

Немцы начали платить большевикам тем же. 5 февраля по н. ст. на совещании в Берлине под председательством канцлера Гертлинга и с участием Людендорфа было принято решение «достичь мира с Украиной, а затем свести к концу переговоры с Троцким независимо от того, положительным или отрицательным будет результат». Форма разрыва (ультимативная или нет) оставлялась на усмотрение делегации в Бресте.

Было очевидно, что на таком решении вопроса настаивали германские военные. Совещание потребовало «ясности» в Бресте именно «по военным соображениям», причем Людендорф указал, что на случай разрыва с Троцким у него имеется план «быстрой военной акции»[41]. В тот же день состоявший при советской делегации представителем русского командования генерал А. А. Самойло телеграфировал по поручению Троцкого в штаб Западного фронта о том, что в ближайшие дни перемирие может быть прервано, а гермайское наступление возобновлено. Троцкий в связи с этим требовал «провести самым ускоренным образом меры по вывозу в тыл» материальной части армий. Через два дня штаб Западного фронта ответил, что «все меры к ускорению вывоза в тыл артиллерии и материальной части» приняты[42].

Кюльман и Чернин, очевидно, не разделяли воинственности Людендорфа. Но им трудно было отрицать тот факт, что прогресса в переговорах с большевиками нет. Позиция их поэтому была слабой. И на очередном заседании, 7 февраля по н. ст., они решили «взять более ясный и угрожающий тон по отношению к Троцкому»[43], который пытался не допустить германо-австрийского соглашения с Украиной. Предварительно Чернин добился согласия императора на то, чтобы еще раз попробовать убедить Троцкого в необходимости подписать мир. А Кюльман в письме канцлеру составил свой проект соглашения, по которому Германия отказывалась от оккупации Эстляндии и Лифляндии и военной поддержки Финляндии и грозил отставкой в случае отклонения этого плана. Кюльман указывал, что в случае возобновления военных действий, как то предлагали Людендорф и Гофман, для Германии война «примет характер интервенции в пользу консервативных интересов России против радикальных тенденций левых партий», что «придется по душе очень многим людям» в Германии и в Австрии, но возбудит в этих странах «левую оппозицию», а это «весьма опасно». К тому же оккупация Эстляндии и Курляндии навсегда сделает будущую Россию врагом Германии[44].

27 января (9 февраля), открывая утреннее заседание, Кюльман, а затем и Чернин предложили советской делегации подписать мир. Тогда же на заседании политической комиссии представители Четверного союза объявили о подписании ими сепаратного договора с Украинской республикой[45]. Согласно договору, Рада признавалась единственным законным правительством Украины, причем Германия обязалась оказать Украине военную и политическую помощь для стабилизации режима страны. Правительство Рады, со своей стороны, обязалось продать Германии и Австро-Венгрии до 31 июля 1918 года 1 млн. тонн хлеба, до 500 тыс. тонн мяса, 400 млн. штук яиц и другие виды продовольствия и сырья[46]. Договор о поставках одного миллиона тонн зерна считался секретным. Предусматривалось также, что договор не будет ратифицирован германским правительством, если Украина нарушит соглашение о поставках[47].

Вечером 27 января (9 февраля) Троцкий доносил из Брест-Литовска в Смольный, что Кюльман и Чернин «предложили завтра окончательно решить основной вопрос». Историк А. О. Чубарьян расшифровывает, что в этой телеграмме Троцкого речь шла о подписании мирного договора между Германией и Австро-Венгрией, с одной стороны, и Украиной — с другой. «Таким образом, повторяю, — продолжал Троцкий, — окончательное решение будет вынесено завтра вечером». Тем временем в Киеве большевиками предпринимались судорожные попытки организовать власть. «Если мы до пяти часов вечера получим от вас точное и проверенное сообщение, что Киев в руках советского народа,— телеграфировал в Петроград Троцкий,— это может иметь крупное значение для переговоров»