Крушение империи - [64]
Шингарев, рассказывавший о своих впечатлениях из поездки с парламентской делегацией, подчеркнул, что в Англии существует удивительное взаимное доверие между правительством и общественными силами. Эти слова были покрыты аплодисментами, а когда он сказал, что там нет темных сил и безответственных влияний, аплодисменты еще более усилились. Когда один из ораторов упомянул о члене этого общества, бывшем министре Сазонове, в публике опять стали аплодировать, все искали глазами Сазонова, желая ему сделать овации, но его в зале не оказалось.
На мою просьбу об аудиенции, я получил ответ государя. На моем представлении его рукой было написано: «Поручаю председателю Совета Министров передать председателю Г. Думы, что он может быть принят по возобновлении занятий Думы и только с докладом по вопросам, касающимся ее сессии». Подписи не было. Бумага была вложена в конверт на мое имя и запечатана малой печатью. Очевидно, государь ошибся и вложил бумагу, предназначавшуюся для Штюрмера, в конверт Родзянки.
На другой день Штюрмер звонит по телефону. Он накануне был в Ставке и узнал, что государь по ошибке, послал не туда свой ответ.
— Михаил Владимирович, вы получили бумагу от его величества, в которой он поручает мне передать вам, что он не может принять вас?
— Получил.
— Что же вы намерены предпринять?
— Это мое дело.
— А как же мне быть? Ведь я должен передать вам повеление государя.
— А это уже ваше дело, — и я не смею вам ничего советовать.
— Так нельзя ли считать, что это я вам передал по телефону?
— Я думаю, что приказание государя императора неудобно передавать но телефону.
— Так как же мне быть?
— Право не знаю.
— Не можете ли вы прислать мне эту бумагу?
— Копию, да, но подлинник останется у меня, так как я ее получил от государя в конверте на мое имя за печатью.
— Что же вы намерены предпринять по поводу отказа?
— Я не обязан давать вам отчет в своих действиях.
На другой день Штюрмер все-таки прислал бумагу, в которой официально передавал поручение государя. Таким образом, повторилась старая история, бывшая несколько лет назад при Коковцове.
В тот же день или на следующий два члена Думы встретили товарища министра юстиции Веревкина[218],который их спросил: «Кого Дума намерена выбрать в председатели?». Депутаты ответили, что они не сомневаются в переизбрании прежнего председателя. Веревкин сделал удивленное лицо: «Как, после того, как государь его не принял?» Депутаты, хотя не знали об этом, но ответили, что это нисколько не помешает переизбранию. Они приехали ко мне и передали об этом разговоре.
Чтобы не повышать и без того напряженного настроения Думы, я решил скрыть от депутатов и письмо генерала Алексеева по поводу аэропланов и ответ государя на просьбу об аудиенции. Когда же правительство само стало об этом распространять слухи, то я созвал лидеров партий блока и все им рассказал.
Дума должна была собраться 1 ноября. Перед началом занятий происходили постоянные совещания блока, и была составлена в резких выражениях резолюция о необходимости создать правительство, опирающееся на большинство Г. Думы. Прогрессисты настаивали на требовании ответственного министерства, но, благодаря Милюкову, резолюция была составлена в более мягких выражениях: мотивировалось это тем, что если бы требование блока не было исполнено, то ему все равно пришлось бы либо работать с тем же правительством, либо порвать с ним и стать на революционный путь. За два дня до созыва Думы ко мне приехал министр народного просвещения граф Игнатьев[219]. Оказалось, что резолюция блока уже попала в руки правительства.
И министры были взволнованы тем, что в резолюции содержится слово «измена».[220] Граф Игнатьев сообщил, что по этому поводу был собран даже Совет Министров, и решили просить председателя Думы вычеркнуть это слово, так как иначе пришлось бы Думу распустить. Я не мог ничего определенного обещать Игнатьеву. Накануне открытия Думы по тому же поводу ко мне обратился Штюрмер. Ссылаясь на болезнь, он просил к нему приехать. Я сначала не хотел ехать к Штюрмеру и написал ему письмо. Потом передумал и решил объясниться лично. Я ему передал резолюции председателей губернских земских управ, в которых повторялось то, о чем уже неоднократно говорили правительству: что оно не использовало патриотического подъема страны, пребывало в течение всей войны в борьбе с народным представительством, что оно при таких условиях не в силах успешно закончить войну и довело до такого положения, когда главная опасность угрожает не извне, а внутри.
— Это высказано наиболее консервативными элементами России, — говорил я Штюрмеру, — людьми, умудренными житейским опытом, это мнение всей земской России. Эта резолюция сходится и с резолюцией прогрессивного блока, и таким образом вы можете знать, как мыслит вся Россия. Совместная работа ваша с общественными силами невозможна, а без такой совместной работы нельзя выиграть войну. Все чувствуют, что правительство ведет страну к гибели. Надо говорить только одну правду, потому что мы переживаем страшный час.
