Крупнейшее поражение Жукова. Катастрофа Красной Армии в операции "Марс" 1942 г. - [10]

Гальдеру были понятны стратегические и оперативные замыслы операции «Блау». Поначалу план предусматривал операцию, состоящую из трех этапов. На первом этапе немецким войскам предстояло уничтожить советские армии, обороняющие Воронеж на реке Дон. На втором этапе — продвинуться на юго-восток вдоль южного берега Дона до Миллерово и приступить к окружению советских войск на востоке Донецкого бассейна, или Донбасса. И наконец, на третьем этапе намечался захват Ростова, излучины Дона и самое главное — Сталинграда на Волге. После падения Сталинграда директива предписывала немецким войскам двинуться в сторону Кавказа, но не указывала характер этого продвижения. Операция «Блау» была построена на предположении, что части Красной армии будут неоднократно окружены и уничтожены. К 25 июля стало ясно, что этого не произошло и не произойдет.

В Винницком штабе поняли и то, что успехи немецких армий взбудоражили и воодушевили Гитлера. Последствием горячих споров в штабе ОКХ и новом штабе фюрера стало изменение прежних и издание новых приказов. По мнению Гитлера, эти приказы учитывали новые возможности, но Гальдер и многие другие немецкие военачальники считали, что таким образом искажался первоначальный замысел, перспективы и, вероятно, исход операции «Блау» в целом. Наиболее значительной стала директива № 45, просто озаглавленная «О продолжении операции „Брауншвейг“ <„Блау“>» (5). Полагая, что основная цель операции «Блау» — «окончательное уничтожение советских оборонительных сил» — уже достигнута, директива требовала, чтобы четвертый этап «Блау» — наступательная операция на Кавказ под кодовым названием «Эдельвейс» — проводилась одновременно со штурмом Сталинграда.

События, которые Гитлеру казались счастливым стечением обстоятельств и неслыханной удачей, Гальдер и Генштаб воспринимали как плохое предзнаменование. Вместо того чтобы сосредоточить крупные наступательные силы недавно созданных групп армий «А» и «Б» на подступах к Сталинграду, согласно первоначальному плану, Гитлер приказал обеим группам армий одновременно выступить на штурм Сталинграда и двинуться на Кавказ по двум расходящимся направлениям. Когда 6-я армия столкнулась с проблемами снабжения тыла, авангард группы армий «Б» двинулся на Сталинград, а Гитлер досадовал на медлительность войск, Гальдер «в своем дневнике признал, что ошибки, по поводу которых брюзжал и ворчал фюрер, вызваны приказами самого фюрера» (6).

Однако события, разворачивавшиеся в конце июля, и решения, принятые немецкой ставкой в Виннице и штабами действующих армий, вызывали лишь легкое беспокойство, поскольку наблюдались в контексте оправданных надежд и эффектных военных побед. А на расстоянии тысячи миль, в Москве, противник Гитлера, Сталин, гораздо более здраво оценивал перспективы.

Остановить немецкий натиск: ни шагу назад!

Ставка Верховного Главнокомандующего (ВГК), Москва, Кремль, 28 июля 1942 года

Верховный был разгневан. Целое десятилетие интриг и безжалостного уничтожения внутренних политических противников, столь же долгий период переговоров с коварными лидерами зарубежных стран и даже год унизительных военных поражений в войне с самым, казалось бы, понятным и предсказуемым из глав европейских государств не подготовили Иосифа Виссарионовича Сталина к позору, которым покрыла себя его армия минувшей весной и летом. Гитлер предал его в июне 1941 года, приведя в исполнение план «Барбаросса», и даже сознание того, что в 1942 году Сталин сам мог бы развязать войну против Гитлера, не смягчало стойкой ненависти к порывистому немцу, который, как нехотя признавал Сталин, удивительно похож на него самого. После этого вероломного нападения Советская армия понесла огромные потери, лишилась обширных территорий и возможности выиграть время, подтянуть силы, остановить наступление немецких войск и переманить удачу на свою сторону. В конце концов, думал Сталин, импульсивность доведет Гитлера и его армию до поражения.

К концу 1941 года обессилевшая немецкая армия, подгоняемая нетерпением фюрера, очутилась на подступах к Ленинграду, Москве и Ростову. Но многочисленные советские резервные войска под командованием несгибаемых и безжалостных военачальников остановили немецкое наступление и чуть было не превратили тактические и оперативные победы в стратегический разгром немцев. Вспоминая, какой близкой казалась окончательная победа, Сталин едва заметно пожимал плечами. «Как могло случиться, — думал он, — что за зимними победами весной и летом последовали наши новые, катастрофические поражения? Что было упущено? Кого винить? Может, следовало прислушаться к тем, кто советовал мне выждать время, укрепить оборону, дождаться немецкого наступления, а потом отразить его и нанести свой удар? Неужели надо было внимательнее слушать Жукова, Шапошникова, Василевского и остальных?»

Склонность к самоанализу была несвойственна Сталину. Он считал, что слишком глубокие размышления, вопросы и сомнения идут во вред чутью, силе воли и способности добиваться своего. Отмахнувшись от минутного приступа слабости, попыхивая неизменной трубкой, он принялся отвечать на собственные вопросы. «Нет! Я был прав. Хотя немцы атаковали не там, где мы ждали, и наступление маршала Тимошенко на юге провалилось, — размышлял он, — нетерпеливость Гитлера вновь лает о себе знать. Он избрал путь, ведущий лишь к чрезмерному перенапряжению и рассредоточению войск и поражению.