Ранним утром 22 июня 1941 года свыше трех миллионов солдат войск Оси внезапно и без объявления войны устремились через границу Советского Союза, начав осуществление печально знаменитой операции «Барбаросса». Имея в первых рядах четыре мощные танковые группы, надежно прикрытые с воздуха и кажущиеся непобедимыми, войска вермахта за удивительно короткий срок — менее шести месяцев — продвинулись от западных границ Советского Союза до самых окраин Ленинграда, Москвы и Ростова.
Столкнувшись лицом к лицу с этим внезапным и безжалостным вторжением немцев, Красной Армии и Советскому государству пришлось отчаянно сражаться за само свое существование. Война, охватившая территорию площадью примерно в 600 000 квадратных миль, продолжалась почти четыре года — прежде чем Красная Армия в конце апреля 1945 года победоносно водрузила советский флаг над развалинами гитлеровской рейхсканцелярии в Берлине.
Война, называемая в Советском Союзе «Великой Отечественной», стала беспрецедентно жестокой. Это был настоящий «культуркампф» — смертельная борьба между двумя культурами, погубившая целых 35 миллионов русских солдат и мирных граждан, почти 4 миллиона немецких солдат[1] и неизвестное количество штатских немцев, причинившая невообразимый ущерб населению и экономической инфраструктуре большей части Центральной и Восточной Европы.
Когда 9 мая 1945 года этот конфликт закончился, Советский Союз и его Красная Армия оккупировали изрядную часть Центральной и Восточной Европы. Через три года после победы на Европу опустился железный занавес, на 40 с лишним лет разделив континент на противостоящие лагеря. Но что еще важнее — опаляющее воздействие этой войны на русскую душу длилось не одно поколение, определив послевоенное развитие Советского Союза и внеся свой вклад в его кончину в 1991 году.
По иронии судьбы, несмотря на громадный масштаб и глобальное воздействие Великой Отечественной войны Советского Союза, она до сих пор остается в значительной мере неизвестной и непонятной — как для жителей стран Запада, так и для русских. И что еще хуже, эти неизвестность и неверное понимание, затемняя вклад Красной Армии и Советского государства в конечную победу союзников, серьезно извратили историю Второй Мировой войны в целом.
Те на Западе, кто вообще хоть что-то знал о советско-германской войне, рассматривали ее как таинственную и жестокую четырехлетнюю борьбу между злейшими политическими врагами в Европе — и одновременно самыми могущественными ее армиями. Противники вели боевые действия на территории величина, сложность и климатические условия которой придавали конфликту вид серий никак не связанных между собой акций. Война представлялась чередой отдельных наступлений и отступлений, которые перемежались месяцами позиционных боев либо периодически разыгрывавшимися сражениями грандиозных масштабов — такими как битва за Москву, Сталинградская битва, Курская битва, Белорусская битва, битва за Берлин.
Скудость информации о советско-германской войне, доходящей до англоязычного читателя, подкрепила естественную склонность американцев (и западноевропейцев) рассматривать ее как всего лишь фон для более драматических и значительных сражений на западном театре военных действий — таких как битва при Эль-Аламейне, высадки в Салерно, Анцио и в Нормандии, сражения за Арденны.
Вполне понятно, что на Западе преобладал искаженный и дилетантский взгляд на эту войну — ведь почти все истории этого конфликта основывались на немецких источниках. А они, как и следовало ожидать, описывали его как борьбу с безликим и бесформенным противником, главными свойствами которого являлись огромность его армии и безграничный запас щедро расходуемых человеческих ресурсов. На столь бледном фоне выделялись лишь самые сенсационных событий.
Это общее неверное восприятие разделяли даже те, кто был осведомлен несколько лучше. Специалисты знали о Московской, Сталинградской и Курской битвах, о контрударе фон Манштейна в Донбассе и у Харькова, о боях в Черкасском котле и у Каменец-Подольска, о крахе группы армий «Центр» и об остановке советских войск у ворот Варшавы. Но сами термины, используемые для описания этих боев, а также настойчивое обозначение их как «войны на Восточном фронте», указывают, что даже осведомленность знатоков базировалась в первую очередь на немецких источниках. Это отсутствие достаточных знаний о советско-германской войне и полного ее понимания мешает адекватно представить важность и значение данной войны в контексте всей Второй мировой в целом.
Кто же виноват в продвижении этого несбалансированного взгляда на данную войну? Некая доля вины определенно лежит на западных историках, хотя у большинства из них не оставалось никакого иного выбора, кроме как полагаться на немецкие работы — единственные доступные достоверные источники. Помог созданию этого несбалансированного виляли па войну с обеих сторон и этноцентризм, заставляющий людей воспринимать лишь то, что касается лично их. Однако еще более важную роль тут сыграла неспособность советских — а также и российских историков снабдить западных (и российских) читателей и исследователей достоверными сведениями о войне. В данном случае идеология, политические мотивации и стойкие-предубеждения, порожденные «холодной войной», сошлись воедино, препятствуя работе и искажая восприятие многих советских и российских историков.
