Крупная кость, или Моя борьба - [2]

— У нас порода такая, — добавляет мама. — Крупная кость.

— С боков, — говорю, — это она свисает? Крупная кость?

Тут теткина подруга лепит, что и на трубе, мол, будут складки, если ее согнуть, что мужчина не пес, на кости не бросается, что все это уже пахнет психическим нарушением, и что в журнале писали, как одна девушка худела-худела и умерла. А я ей, что мне голодная смерть точно не грозит, что нашей еды за день хватит на полк солдат, чтобы кто-нибудь объяснил мне, что плохого случится, если я скину лишнее, и что, между прочим, на мне уже джинсы трещат.

— Вам, — говорю, — какая польза от того, что я жирею? Моральное удовлетворение, что ли? Так это не у меня, это у вас тогда психическое нарушение.

— Не груби! — хором рявкают тетка с подругой.

— Не хочешь — не ешь,! — отрезала моя мама. — Никто тебя не заставляет.

— Ну конечно, не заставляет! А кто это у нас «весь день у плиты, как лошадь»?

— Я и правда для вас, как лошадь! Рабочая лошадь! У меня нет времени даже присесть с книгой! Телевизор посмотреть! Только у плиты — и хоть бы спасибо сказали!

И пошла, и пошла про рыбу об лед, про лошадь, и какие мы эгоисты, ничего знать не хотим, пока для нас человек страдает.

— Да кто тебя заставляет у плиты торчать? — это я все не теряю надежды. — Сиди, читай в свое удовольствие. Что же ты не читаешь? Захотим есть — сами и приготовим!

— Да уж, вы приготовите! Готовщики!

— Да просто все должно быть по-твоему, вот ты и…

— Тебе просто трудно признать, что ты неправа, — говорит мне тетка. — Зина, не ругай ее. Она научится.

— В чем это я неправа?

— Ну ладно, ладно, — примирительно говорит тетушка. — Давайте лучше чай пить. У нас тут самбук ждет. И мороженое.

— А я вам крендель привезла, — сообщает мама.

— Ой! — спохватывается тетина подруга. — Петер! Петер! (Это она дядю Петю так называет). Где мой пакет? У меня же там конфеты!

В пакете оказываются шоколадные конфеты, леденцы и еще начатый пакетик мятного драже. Ух, как я люблю мятное драже. Оно немедленно становится моим — ну, это так и положено. Всегда взрослые отдают ребенку конфеты, если у них конфеты есть. Но все равно приятно. И еще в пакете вафли лимонные, тоже мои любимые. Вафли дядя купил.

А тетка иронизирует:

— Мне кажется, что против чая у тебя не будет аргументов.

Какие, я вас спрашиваю, могут быть аргументы. Но все равно гну свое. Говорю, что у нас завтрак, полдник, обед, чай, ужин, еще один чай, и еще всякие конфеты, мороженое, салаты и котлеты. И…

Тут мама подскакивает:

— Котлеты!

Котлеты бабушка специально пожарила и с мамой передала. Большая кастрюля, завернутая в полотенце.

— Кому котлетку?

Вы когда-нибудь ели жирные свиные котлеты после ужина, чая, мороженого, самбука, конфет и вафель? Тем более, я эти котлеты уже видеть не могу.

Племянница тянет свою ручку, ей дают котлетку и начинают хвалить. Такая умница, такая красотулечка, такой аппетит!

Пора спасаться. Делать ноги. Уходить огородами.

Уходу в огород. Гуляю в темноте и щиплю крыжовник.

Думаю так: тетка с подругой могут лопать, все, что хотят, сколько хотят и когда хотят — им хоть бы хны. А у меня почему-то не так. Наверное, я и правда неправа. Наверное, научусь.

Надо выяснить, в чем тут дело, а то так и останусь со своей крупной костью, которая теперь ни в одни штаны не влезает.

Глава вторая. Гоголь-моголь и чудо голодания. Роковой огурец

Что делает человек, которому тяжело и горько жить? Правильно, он ищет утешения. Где он его ищет? Это секретное место. Оно спрятано за такой дверцей, которую никак не открыть бесшумно (особенно ночью) и там всегда горит свет.

Внутри находятся всякие артефакты.

Но у меня очень сильная воля. Я туда не полезу. Обойдусь, честное слово. И вообще пойду и скажу тетке, что самбук у меня скоро из ушей полезет.

Тетушка внимательно меня выслушала и огорчилась. Но огорчалась она недолго. Уже к вечеру ее посетила идея. Идея была такая.

Один желток

и шесть ложек сахара

взбить вилкой, пока все вместе не станет

совершенно белой

однородной массой.

Мне казалось, что человек, который полтора часа и еще семь минут усердно трудился и очень устал, заслуживает съесть сладкое без последствий.

Кроме того, я раньше не знала, что могу так здорово взбить гоголь-моголь. Я до того сто раз пробовала, и каждый раз выходила какая-то склизкая гадость, которую и есть-то было противно. И тут. Передо мной. Настоящий, легкий, тающий на языке крем. Как в кондитерской.

И это Я сделала!

Ну, и потом, сколько там этого гоголя-моголя? Пять ложек. От пяти ложек ничего страшного не может быть.

Вечернее взбивание гоголя-моголя продолжалось неделю. Потом оказалось, что у меня стали маленькие глаза. Ну, то есть, появились подозрения, что раньше они были больше.

— Это у тебя просто щечки! — ласково сказала моя тетушка.

Я побежала в комнату, закрылась там на щеколду и стала смотреть в зеркало. И точно. Это были щеки. Это были ого-го, какие щеки.

Все пропало.

— Ничего не пропало, — говорила тетка, считая в кошельке мелочь. — Ты очень миленькая. На вот, сходи в магазин, кусок сыра и мороженого на всех.

Это тоже был ритуал — каждый день ходить в магазин за сыром и мороженым к утреннему кофе.