Крук - [17]

На подъеме четверка перегрелась, Хапров притормозил и выключил двигатель. И как будто все звуки отключил, полная тишина наступила. Хапров с Чановым, не сговариваясь, враз вышли из машины, дружно хлопнув дверцами, словно выстрел из двустволки раздался. Хапров закурил свой вонючий «Кэмэл», на который перешел от столь же вонючего «Дымка», а Чанов отправился в ближнюю рощу. И как только пересек кустарник, так сразу же увидел пирамиду. Это было сооружение самодельное, деревянно-алюминиевое, но вполне толковое, не тяп-ляп. Инженерно грамотное и без излишеств. Пирамида стояла на склоне чуть ниже высшей точки ландшафта, у которой притормозила четверка. Потому что на высшей точке прочно росли крепкие дубки, наверняка сосчитанные и охраняемые государством. Пирамида согласилась на ближайшую к вершине поляну. Она была куда острей и вытянутей к небесам, чем ее знаменитые египетские сестры, но высотой и общей массой, конечно, гораздо скромнее. И все же пирамида торчала выше всех деревьев рощи. «Геодезическая вышка?..» – посомневался Чанов и решил, что нет. Он обнаружил на поляне дощатый тротуар, который упирался в серую алюминиевую дверцу – вход в пирамиду. Дверь украшали только замочная скважина и совсем небольшая, аккуратная, под мутным стеклышком табличка: «Объект открыт с 11.00 до 16.00. Просьба соблюдать тишину и чистоту». Чанов надавил на дверцу, и она спокойно, без малейшего сопротивления или скрипа, отворилась. Объект был безлюден и чист. В самом центре, на цементном полу, стояло четыре пластмассовых стула спинками друг к другу. Треугольные стены смыкались в точку где-то очень высоко. Никакого искусственного освещения не было, рассеянный свет проникал сквозь составлявшие однообразный узор клапаны-щели под деревянными дощечками-чешуйками, покрывавшими всю пирамиду. Чанов сел на стул и практически сразу вылетел из времени и пространства… Возможно, Чанов мог остаться здесь навсегда… Если бы не осторожные шаги снаружи, знакомое покашливание и открывшаяся бесшумно дверца. Чуть склонив лохматую голову, в объект проник – Хапров.

Он посидел молча на стуле спиной к Чанову, кашлянул вежливо и спросил:

– Причастился, Андреич?

– Типа того, – негромко подтвердил Чанов.

И они вышли из пирамиды.

Оказалось, что Хапров про эти объекты знал, они появились в конце восьмидесятых, какой-то спятивший физик сагитировал свое спятившее начальство построить эти секретные пирамидальные будки на окрестных изломах земной коры. С целью тайного оздоровления и подзарядки человечества, а также еще с какими-то целями, совершенно необъяснимыми на простой человеческой речи и, возможно, тоже секретными.

Чанов с Хапровым продолжили путь. В оставшиеся полтора часа молчаливой езды Чанов в общих чертах завершил начатое в будке построение Гуманитарной теории пирамиды.

Прежде всего, он постулировал, что пирамида – это чувство. Отчетливое, цельное, чистое чувство.

Пирамида, исторический феномен, магический кристалл… Мощь и надежность воплощались в ней. И что-то еще, неназываемое. Все пирамиды от древнеегипетской до финансовой порождают энтузиазм простоты, регулярность распределения масс и энергий, упорядоченность связей, восторг внутренней справедливости. Это как раз неофит Чанов и познал в деревянно-алюминиевом остроконечном объекте: пирамида держала в себе; в ней было хорошо. И в пирамиде ты как бы участвуешь в какой-то очень важной затее. Ты чувствуешь, что – нужен.

Ключевое слово – нужен. Не слаще ли оно, чем слово – свободен?..

И ведь абсолютно то же происходит в пирамиде финансовой. Нужен! – совершенно бескорыстно и благородно. Какая там жадность! И даже денежный интерес – он общинный, общественный. То есть и не шкурный совсем, не подлый… А с другой стороны: вот ты денежки в пирамиду вложишь, место им и себе найдешь, и суетиться-то больше – не надо. Все. Свободен! От денег свободен, от ответственности за них. А они меж тем растут, пусть и тайно, незаметно глазу. Именно как капуста в огороде. Но и это меркантильное обстоятельство – непрерывный и бесхитростный рост капусты – не в силах было отменить тот факт, что истинное чувство штука бескорыстная до полной бессмысленности. И, согласитесь, чувство – сильнее разума и особенно здравого смысла. Тем более пока чувство свежо, да еще овладело массами…

Так думал молодой историк. И продолжал мечтать свой научный анализ.

Империи, царства, рейхи – пирамиды. Они вбирали в себя миллионы людей, таких разных и вроде бы живых, подробных, строили их по ранжиру, вставляли в нужное место… А мелкие подробности граждан в пирамиде всегда и непременно опускаются.

Точнее – отсекаются…

Гигантские кристаллы бескорыстного чувства при всей их фантастичности частенько держались веками. А царство Египет не только пирамиды породило, но и само тысячи лет было пирамидой.

Потому что пирамида – красота и величие… У нас здесь строго… У нас здесь порядок… всеобщее единение… пусть даже и некоторый ужас…

Однако чувство чувством, но снова о здравом смысле. Пирамиде свойственно расти. Это, кстати, и доказывает, что большинству живых особей в пирамиде быть объективно лучше, чем вне ее. Они в нее радостно лезут со всех сторон и выстраиваются и множатся в порядке живой очереди… Однако очевидно также, что если пирамида (имперская или финансовая) наберет критическую массу, она непременно рухнет под собственной тяжестью. Стало быть, поглядывать надо, как эта махина расположена в пространстве, прочно ли она сидит на заднице, достаточно ли эта задница широка. Или пирамида уже потихонечку развернулась и стала не туда торчать, да еще и вращаться как юла – под действием космических, историко-экономических, еще каких-то, психических, что ли, или вихревых электромагнитных, а также сексуальных сил?.. И вот она уже разрослась до безумия и торчит не ввысь, а вверх тормашками! Вертится, балансируя на наглой своей верхушечке, на властном мозжечке (а нормальных мозгов в ней нету, есть только сам закон пирамиды). Именно мозжечок и затеял когда-то строительство этого кристалла. Затеял, кстати, исключительно для своего собственного обеспечения. Материального либо сакрального, не важно… Уж там-то, именно в простом (как выпивать на троих) мозжечке, в маленькой, навсегда недоразвитой головке, в самой вершинке – кто-то, возможно, чует, как обстоят дела, и намеревается смыться, надув свою тесную компанию по вершинному выпиванию. Или, допустим, не надувать своих, а благородно смыться всем троим вместе… Когда вращение дойдет до точки крушения, сама верхушка, самая ее головка – оторвется и улетит, высосав из пирамиды мед жизни до капли, а «нижние ярусы», состоящие из неповинных и вполне себе хороших людей, сбросит, как отработавшую ступень ракеты… И – все!.. Или не поспеет сбросить, не объявит вовремя о банкротстве, не уйдет в отставку, не соберется эмигрировать в Аргентину, впасть в запой… Вот тогда головка великого рейха, грандиознейшей из пирамид – провалится в душный бункер, где отвратительнейшим образом застрелит себя и детей своих… или съест крысиного яду. Но это крайние и редкие случаи. Которые, впрочем, известны истории…