Круговорот чужих страстей - [49]

Внизу лестницы её встретил Роско. Лежал у ступенек, зевнул при виде неё, и только глянул с удивлением, когда Алёна мимо него пробежала. Выскочила на крыльцо и огляделась. Кострова разглядела вдалеке, у той самой строящейся постройки, он разговаривал с рабочими, даже жестикулировал. Алёна едва ли не бегом направилась к нему. Правда, на полпути поняла, что гнев её стремительно тает. И стало ясно, что не может подбежать к нему, как собиралась, накричать или потребовать одуматься или извиниться. Это же Павел Костров. Что он сделает, по её мнению? На самом деле извинится? Наверняка, он уверен, что поступил правильно.

Он проверял её. Личную жизнь, личные вещи. Он заставил своего подручного залезть к ней в шкаф.

Теперь она шла медленно, но всё ещё продолжала к нему идти. И, наверное, смотрела слишком пристально, потому что Павел вдруг обернулся, увидел её. Сказал что-то мужчине в рабочем комбинезоне, тот кивнул, а Костров пошёл Алёне навстречу. И на его губах было лишь подобие улыбки, это было откровенное ехидство.

— Я уже знаю, что ты мне скажешь. — Алёна остановилась перед ним, но Павел её обошёл и не спеша зашагал по дорожке обратно к дому. Алёне пришлось повернуться за ним следом.

— Я просто не понимаю… Что я такого сделала, чтобы так…

Он обернулся через плечо.

— Ты сделала глупость.

— Но так нельзя.

Костров вздохнул напоказ, скорее сокрушаясь по поводу её наивности.

— Можно, Алёна. Только так и можно. Я защищаю семью. Ты потом поймёшь. — Он шёл к дому, а она продолжала стоять, и в какой-то момент ему пришлось оглянуться. — Иди в дом. Я не хочу, чтобы ты выходила одна. — Его взгляд скользнул по сторонам. — Слишком много чужих людей в усадьбе.

7

Первый вечер в Марьяново показался Алёне бесконечным. Павел оставил её покое, не ходил за ней больше и не заговаривал, и, наверное, даже обрадовался, когда она поднялась к себе в комнату и до ужина оттуда не показывалась. И на ужин бы предпочла не выходить, чтобы никого не видеть, если бы Альбина Петровна не поднялась к ней в комнату и не позвала её к столу официально. Приглашение на самом деле было официальным, произнесено вежливо и равнодушно, но явственно ощущалось, что лучше не отказываться от него. И Алёна, поборов в себе сиюминутное возмущение и протест, пообещала спуститься через пять минут. И даже переодеться решила, платье, что она надела этим утром, с самого начала казалось ей чересчур строгим, но утром она собиралась на пресс-конференцию, а вот разгуливать в нём по усадьбе, казалось глупым. Правда, думать о том, что вещи в её чемодане собирал незнакомый ей мужчина, было неприятно, и именно из-за этого она злилась и возмущалась, правда, в душе и за закрытой дверью спальни, последние несколько часов. Там даже бельё лежало, сваленное в угол неаккуратной кучкой. И как она должна его носить после того, как его охапкой вытащили из её шкафа и небрежно кинули в чемодан? Незнакомой неприятной ей рукой? Но Костров этого, кажется, не понимает, и уверен, что она благодарна ему должна быть. За заботу.

Ужинали они втроём. Напротив Алёны за столом оказался Негожин, который на неё не обращал абсолютно никакого внимания, в принципе, как и сам Костров, и после некоторого размышления Алёна пришла к выводу, что это к лучшему. Они разговаривали между собой, ничего важного в их беседе не всплывало, по крайней мере, на первый взгляд, и только время от времени Павел кидал на неё испытывающие взгляды. Вадим же (даже интересно, чем он заслужил честь ужинать с хозяином за одним столом) ел с аппетитом, а если и смотрел в сторону Алёны, то словно сквозь неё. Она его не интересовала. Наверное, пришёл к выводу, что она не опасна и неприятностей не доставит. Судя по его безразличию, он так и решил, что, правда, не помешало ему приставить к ней охранника на вечер.

Алёна не сразу его заметила. После ужина вышла на улицу, посидела на ступенях крыльца, издалека наблюдая за тем, как рабочие усаживаются в микроавтобус и после уезжают, а когда она решила пройтись к месту строительства и как следует рассмотреть, что же там строят, вот тогда и заметила парня. Он держался поодаль, не спешил её догонять или что-то ей запрещать, но глаз не спускал. И, скорее всего, пустится вдогонку, если Алёна решит бежать от дома прочь. Больше ей такого шанса не дадут, можно не надеяться.

И поэтому она лишь прогулялась по дорожке, некоторое время разглядывала стены строения, пока без крыши, и леса вокруг, потом присела на бревно и стала смотреть на заходящее солнце. Оно опустилось почти до верхушек сосен, ещё немного и окончательно скроется, и тогда стемнеет практически мгновенно. Вокруг стало тише, утих звук строительных работ, голосов, звука моторов не слышно, и сейчас только сосны шумели и сверчки пели. Ветер налетал короткими, тёплыми порывами, и пахло по-особенному. Пахло деревней и свободой, что ли. Как в детстве, когда хотелось бежать и бежать по полю. И ни о чём не думать.

В усадьбе тоже было, где разбежаться. За домом целое поле, и если не брать во внимание строительную площадку, то здесь царило запустение и хаос. Деревья, кустарники, которые разрослись настолько, что начали наступление на дом. Да и задняя часть дома была нежилой, комнаты все закрыты, окна тёмные, а стена дома в серых пятнах штукатурки. Но только увидев дом с этой стороны, Алёна осознала, насколько же он на самом деле большой. Настолько, что Костровым не хватило нескольких лет владения для того, чтобы окончательно привести его в порядок. Целое крыло оказалось запертым до лучших времён. Интересно, когда они наступят. И насколько величественной станет усадьба, приняв свой первоначальный облик. И почему-то вспомнился профессор Никодимов, обладатель удивительного отчества, который, наверняка, был бы очень рад увидеть всё это своими глазами, даже в нынешнем виде. Павел уже очень много сделал.