Кругосветное плаванье "Джипси Мот" - [52]
Вышел из бухты Порт-Джексон в 12.15, а в 14.30 последнее из сопровождавших яхту судов покинуло меня. Тут начались неполадки с гребным валом, который беспрерывно вращался. Тормоз не работал, и пришлось лезть под кокпит вниз головой, чтобы как-то помочь делу. От этой отвратительной эквилибристики у меня начался сильный приступ морской болезни. К 18.00 заштилело, но не надолго. Над горизонтом виднелся густой шкваловый воротник; с юга потянул слабый, но постепенно усиливавшийся ветер. К 19.00 на яхту обрушилась серия бешеных шквалов. Сначала я убегал от них на север, делая 8 узлов, но затем убрал все паруса и лег в дрейф с голыми мачтами, задраив люки, то есть отдался, как пробка, на милость моря. Начался великий потоп; из-за ливня видимость сократилась до 50 ярдов. Вскоре начало смеркаться и воцарился черный, непроглядный мрак. Мучаясь морской болезнью, я прилег, но долго отдыхать мне не пришлось. Прошло три четверти часа, и я услышал, как колотит весло автопилота. Через силу поднялся на палубу. Скорость ветра достигла примерно 35 узлов, и я решил, что “Джипси мот” сможет идти вперед, неся кливер. Поставил рабочий кливер, но “пересолил”. Пришлось заменить его штормовым. Предоставил яхте потихоньку пробивать себе путь на восток, делая под этим парусом около двух узлов, а сам снова улегся, собираясь проспать всю ночь.
Но на койке я пробыл примерно до 04.00, когда ветер стал крепчать. Убрал штормовой кливер и опять начал дрейфовать без парусов. Так прошел почти весь день. Море было слишком неспокойным даже для того, чтобы поставить штормовой кливер. Скорость ветра достигала 50 узлов, а то и больше. Позже поставил штормовой кливер, зарифленный так, что от него осталось только 60 квадратных футов,[6] то есть, по существу, лоскуток, годный лишь на то, чтобы смягчать тяжелые удары больших волн. Надеялся, что сотрясение вызвано новым автоматическим рулевым устройством, а не переделкой фальшкиля.
Несмотря на шторм, радиосвязь была хорошей, и в 08.00 я вдоволь наговорился с Шейлой по радиотелефону, что меня очень подбодрило. Время от времени все еще одолевали приступы морской болезни, но понемногу я начинал приходить в себя. Выпил бренди с сахаром и лимоном, причем удалось удержать это внутри. Прогноз погоды был плохой, с новыми предостережениями о надвигающемся циклоне. Приближался тропический циклон “Диана”, устремившийся на юго-восток со скоростью около 20 миль в час. Попробовал определиться по отношению к “Диане”. Получалось, что центр его пройдет примерно в 270 милях восточнее моего полуденного места. Это было не так уж плохо, но на всем Тасмановом море буйствовали сильные ветры со скоростью 40–60 узлов, достигавшей при шквалах 80 узлов. Но тут уж от меня ничего не зависело, и я даже не очень волновался, просто старался как-то переждать шторм.
Ночь на понедельник была бурной и такой темной, какую можно наблюдать только на море. Несмотря на кромешную тьму, белые гребни волн выступали из мрака, как гигантские чудовища, нападающие на яхту. Валы вздымались так высоко в небо, что, право же, нельзя осуждать того, кто испугается подобного зрелища. Огонь на салинге подсвечивал пену разбивающихся волн, белевшую среди окружающей черноты. Время от времени волна ударялась о корпус яхты и, рассыпаясь, заливала палубу. Пробираясь по ней, я думал: “Господи! А каково здесь при ветре в 120 узлов!” Спустил, скатал и прихватил остававшийся штормовой парус. “Джипси мот” под маленьким зарифленным парусом делала 8 узлов. Идя малым ходом, она меньше страдала от ударов. Возвращаясь обратно к корме, после окончания всех работ на баке, внимательно осмотрел сеть посредине палубы, в которую были уложены два больших генуэзских стакселя и 1000-футовый верповальный трос в нескольких бухтах. Я отлично знал, что следует прихватить сеть парой дополнительных линей, пропущенных через рым-болты с обеих сторон палубы для крепления по-штормовому. Но старые концы не были заменены новыми в Сиднее, а я чувствовал себя отвратительно, полагая, что в этом повинна морская болезнь. Позднее получил доказательство, что главной причиной неприятного самочувствия было австралийское шампанское. Почему-то оно действовало на меня, как отрава. Но независимо от причины моего недомогания я здорово ослабел и решил, что вспомогательное крепление можно отложить до утра. Спустившись в каюту, снял дождевое платье, завалился в койку и погасил свет. Прошло около двух часов после наступления темноты. Койка оставалась единственным местом внизу, где было можно прятаться от шторма. Стоять было очень трудно, а если пробовал садиться на диванчик, то меня немедленно сбрасывало. Как бы то ни было, но, лежа в койке на спине, я немного погодя забылся в тревожном сне.
Мне кажется, что я не спал, когда судно начало опрокидываться, а если и спал, то немедленно проснулся, когда началась катавасия. Возможно, меня разбудил вал, ударивший в борт. Стояла адская тьма, когда яхта начала валиться на борт, и я сказал себе: “Опрокидывается!”. Но вместо страха ощутил какую-то необычайную настороженность и любопытство. Раздался страшный треск и грохот. На голову посыпалась посуда, кухонная утварь, бутылки. Казалось, что яхта придавила меня. Я гадал, опрокинется ли яхта совсем и что тогда произойдет, как вдруг судно начало медленно подниматься тем же бортом, которым ушло в воду. Мне удалось дотянуться до выключателя над койкой и зажечь свет; он производил странное впечатление единственно нормального явления в этом мире чудовищного хаоса. Сохранил только очень смутное воспоминание о том, что я делал в течение следующего часа. Меня охватило отчаяние при виде горы перемешавшегося продовольствия и снаряжения, рассыпанного по каюте. Все, что затрудняло передвижение, я укладывал на место, хотя считал это пустой тратой времени. Ведь яхта могла опять опрокинуться. Пол каюты во всю ее длину был на 2 фута завален причудливой грудой из сотен консервных банок, бутылок, инструментов, запасных частей, блоков, двух секстанов и прочих вещей. Все ящики дивана, койка правого борта и три рундука с откидными крышками опорожнились, когда яхта встала вверх тормашками. Вода плескалась на полу позади стола для карт, но ее было немного.
