Кругосветка - [2]

— Что делать, Аглая Федоровна, замок у меня самозапорный, а я забыл дома ключ. Вот он!

Я завернул ключ в обрывок газеты и кинул туда, где лежала ничком бубновая дама.

— Будьте добры, отомкните нас.

Опасный балкон

— Карту! Карту подними!.. — закричали хозяйке мальчишки.

Аглая Федоровна покорно подняла и ключ и карту и направилась к лестнице в мезонин. Женщины, пересмеиваясь, разошлись по своим делам.

— «Инцидент исчерпан», — заявил Пешков словами газетного репортера.

Лестница заскрипела под грузными шагами. Аглая Федоровна отомкнула замок. Не входя, она протянула мне через порог бубновую даму, замок с ключом и крикнула мальчишкам:

— Уйдите с балкона, горчица проклятая! Вы мне дом сломаете.

— Ну как, съезжать мне с квартиры?

Она безнадежно махнула рукой и, сходя вниз, кинула:

— Да ну вас! Живите уж…

Я согнал ребят с балкона в комнату. У Аглаи Федоровны были основания опасаться. Улица наша на косогоре. Все домишки старые, и дом Хлебниковой в том числе. Из-за ненадежного грунта все дома стоят, накренясь вперед, как будто готовятся прыгнуть с кручи в Волгу — купаться. Да и балкон очень ветхий. Когда я снимал квартиру, Аглая Федоровна меня предупредила, что лучше дверь на балкон не открывать: балки ненадежные. А с балкона открывался чудесный вид на Волгу, на пристани с пароходами и на синие Жигулевские Ворота. Я весной открыл дверь на балкон, попрыгал на нем, чтобы испытать прочность балок: балкон не обрушился.

Частенько, сидя на балконе, мы с Алексеем Максимовичем попивали жигулевское пиво, любовались раздольным пейзажем и разговаривали: говорил больше Пешков, а я слушал.

Что было говорено

Ребята разместились в комнате: кто на моей койке, кто на табуретках, кому не хватило места — прямо на полу. Все, кого мы могли ждать, налицо: Санька Абзац из Костеринской типографии, прозванный так за то, что любил щеголять типографскими словечками; Шурка Ушан, которого мальчишки дразнили: «Отрежь пирожка» (и правда, уши его напоминали два жареных пятачковых пирожка); Петька Батёк — по матери, ее самое так звали за мужскую силу, голос и рост; Зинька Козан, крепкий, большеголовый коротыш; Вася Шихобалов, прозванный за его нищету по фамилии самарского богатого купца Шихобалова. А вот этого парня, рыжего, не знаю, вижу в первый раз.

Маша Цыганочка уселась на пороге балкона и, перебирая карты, не спускала глаз с Алексея Максимовича. Все молчали, ожидая, что скажет он. А он, покашливая, потирая руки выше локтей, прохаживался посредине комнаты и тоже молчал, кисло улыбаясь.

— Долго вы молчать будете? Что говорено было? — сурово спросил Абзац.

— А что говорено было? Что именно? — прикинулся непонимающим Пешков.

— Должен сам помнить, не маленький.

— А все-таки?..

— Что «все-таки»? Было говорено: в субботу ехать в кругосветку. С тех пор сколько суббот прошло? И все вам не время, да некогда, да денег нет. А вот у некоторых нынче последняя суббота. На той неделе некоторым учиться. Говорили вам это или нет?

— Говорили! Говорили! — отозвалось сразу несколько голосов.

— Верно… Вспомнил… Было это говорено…

— А вы что сказали?

— Я сказал, что в эту субботу непременно поедем…

— Ага, попались! — закричали ребята.

Гонорарный день

— Нельзя ехать сегодня! — заявил Пешков, несколько помолчав.

— Так вы опять отказываетесь? — вскочив с койки, сердито закричал рыжий мальчишка в бабьей кофте, подпоясанный шелковым поясом. В руках он держал связку воблы и крутил ею над своей головой.

Пешков с любопытством взглянул на него:

— Постой-ка, парень, да ведь я тебя вижу впервой…

— Ничего, Алексей Максимович… это парень стоящий, — заговорили разом мальчишки. — Это «Стенька стой улицы». Мы его пригласили. «Будь уверен, — говорим, — Алексей Максимович сегодня не обманет».

— Гм, для первого знакомства обманывать, разумеется, не следовало бы…

— Сдается! — громко прошептал кто-то.

— Верьте мне, именно сегодня я хотел исполнить свое обещание. Но сам я сегодня обманут кругом, — заговорил Пешков. — Сегодня день гонорарный. Я так и думал: зашевелятся деньжонки в кармане, и махнем с ребятами в горы. Для усиления средств пообещал редакции написать большой фельетон. Вместо большого вышел маленький. Редакцию я обманул. А маленький фельетон цензор зачеркнул. Просил выдать аванс, говорю: «Дайте хоть десять рублей вперед, мне с ребятами в горы ехать». Обещали — обманули. Пришлось мне построчного гонорара на неделю тридцать три рубля с копейками. А мне долги платить да жить до той субботы — неделю.

— Эх вы! Зачем чиновнице выкинули три пятерки? Ей бы и одной пятишницы за глаза…

— Что делать, погорячился… Назад она не отдаст…

— Ничего, проживете до той субботы. У лавочника-то, мы знаем, на книжку берете, — сказала деловито Маша Цыганочка.

Гнев народа

Напоминание о лавочнике опечалило Пешкова.

— Лавочнику я тоже клятвенно обещал сегодня выплатить хоть часть. Не заплачу — он мне больше в долг не поверит.

— Поверит… Обязательно поверит.

— Значит, вы мне лавочника обмануть велите.

— Эка дело — лавочника! Да вы же сами говорили: он сок из нас всех пьет.

— Обманите лавочника! — в один голос решили мальчишки.

— Сколько на вас долгу-то? — справилась Маша Цыганочка.