Круглый дом - [34]
Я протянул руку, чтобы включить ночник на тумбочке – ей не нравилось, когда я поднимал шторы и впускал в комнату дневной свет. Но прежде, чем я дотронулся до выключателя, она схватила меня за руку. В полумраке ее лицо со следами измождения казалось бледным пятном. Она стала как будто невесомой – только кости проступали сквозь пергаментную кожу. Ее пальцы больно впились мне в ладонь. Она еле ворочала языком, как будто еще не пришла в себя после сна.
– Я вас слышала во дворе. Чем вы там занимались?
– Копали.
– Что копали? Могилу? Твой отец когда-то копал могилы.
Я убрал ее руку и отошел от кровати. Мамин прищуренный взгляд был мне неприятен, а ее речь показалась бредом. Я сел на стул.
– Нет, мама, не могилы, – осторожно выбирая слова, произнес я. – Мы вскапывали грядки в твоем огороде. А до этого высаживали цветы. Мам, хорошо бы ты на них посмотрела!
– Посмотрела? Посмотрела? – и она отвернулась от меня. Ее давно не мытые волосы разметались по подушке всклоченными прядями, в которых кое-где виднелась седина. Сквозь тонкий халат четко проступал позвоночник, я разглядел буквально каждый позвонок. Ее плечи торчали двумя буграми, а исхудавшие руки напоминали палки.
– Я принес тебе сэндвич.
– Спасибо, мой дорогой! – прошептала она.
– Хочешь, я тебе почитаю?
– Нет, не надо.
– Мам, мне надо с тобой поговорить.
Молчание.
– Мам, мне надо с тобой поговорить, – повторил я.
– Я устала.
– Ты всегда усталая, хотя все время спишь.
Она не ответила.
– Это просто наблюдение.
Меня разозлило ее молчание.
– Может, поешь? Тебе станет лучше. Ты можешь встать? Ты можешь… снова вернуться к жизни?
– Нет, – сразу ответила она, точно сама только об этом и думала. – Не могу. Сама не знаю, почему. Просто не могу.
Она по-прежнему лежала спиной ко мне, и тут ее плечи начала сотрясать легкая дрожь.
– Тебе холодно? – Я натянул ей на плечи одеяло. Потом откинулся на спинку стула. – Я посадил полосатые петунии, которые ты любишь. Вот! – Я достал из кармана пластиковые бирки с названиями рассады и рассыпал их по кровати. – Мам, смотри, сколько разных цветов я посадил. Даже сладкий горошек.
– Сладкий горошек? – переспросила мама.
Вообще-то я не сажал сладкий горошек. Не знаю, почему я ей это сказал.
– Да, сладкий горошек. И подсолнухи!
Я и подсолнухов не сажал.
– Подсолнухи знаешь, на какую высоту вымахают!
Она повернулась и посмотрела мне в лицо. Ее глаза ввалились в серые круги морщин.
– Мама, мне надо с тобой поговорить.
– О подсолнухах? Джо, они же будут заслонять от солнца остальные цветы!
– Наверное, я их пересажу в другое место. Мне надо с тобой поговорить!
Ее лицо сразу осунулось.
– Я устала.
– Мам, у тебя спрашивали про ту папку?
– Что?
Она с нескрываемым испугом уставилась на меня, ее глаза буквально буравили мое лицо.
– Не было никакой папки, Джо.
– Нет, была. Папка, за которой ты уехала в тот день, когда на тебя напали. Ты сама мне сказала, что тебе надо съездить за папкой. Где она?
Выражение испуга на ее лице теперь сменилось явным ужасом.
– Ничего я тебе не говорила! Ты это выдумал, Джо!
Ее губы дрожали. Она свернулась калачиком под одеялом, прижала сухие кулачки ко рту и зажмурилась.
– Мам, послушай. Ты хочешь, чтобы мы его поймали?
Она раскрыла глаза, теперь похожие на черные дыры. Но она не ответила.
– Послушай, мама. Я его найду и сожгу заживо! Я его убью за тебя!
Мама вдруг резко села в кровати, точно ее разбудили, точно она восстала из мертвых.
– Нет! Только не ты! Не смей! Джо, ты должен мне обещать! Не ищи его. Не делай ничего.
– Нет, мам, я буду его искать.
Этот мамин внезапный выплеск энергии словно повернул внутри меня выключатель, и я с еще большим азартом продолжал ее подначивать.
– Я это сделаю. И ничто меня не остановит. Я знаю, кто он, и я его прищучу. И ты меня не остановишь, потому что ты все время лежишь и не можешь выйти из дома. Ты сидишь тут как в клетке. Здесь воняет! Ты хоть чувствуешь, как здесь воняет?
Я подбежал к окну и уже собрался поднять шторы, как мама заговорила.
– Остановись, Джо!
Я обернулся. Она сидела на кровати. Кровь отхлынула от ее лица, и кожа болезненно побледнела. Но она глядела на меня в упор и говорила твердым, командным тоном:
– А теперь ты послушай меня, Джо. Не смей приставать ко мне со своими расспросами, не смей меня шантажировать. Предоставь мне думать о том, о чем я хочу думать. Мне нужно исцелиться любым доступным мне способом. И прекрати задавать мне вопросы и не заставляй меня тревожиться! Ты не будешь его искать. И довольно меня запугивать, Джо! Я натерпелась столько страху, что мне на всю жизнь хватит. Не умножай мой страх. И не умножай мои печали. Не хватало, чтобы и ты еще в этом участвовал.
Я стоял перед ней, снова чувствуя себя малым ребенком.
– В чем в этом?
– Вот в этом! – Она махнула рукой на закрытую дверь. – Хватит ко мне приставать! Найти его, не найти его. Кто он такой? Ты понятия не имеешь! Никто. Ты его не знаешь. И никогда не узнаешь. Дай мне поспать.
– Хорошо, – сказал я и вышел из комнаты.
Я медленно спускался по лестнице, чувствуя, как меня охватывает ожесточение. Я догадался, что она знала, кто совершил над ней насилие. Ясное дело, она что-то скрывала. Догадка, что она знала своего насильника, была как удар под дых. У меня заболели ребра, перехватило дыхание. Я пересек кухню и через заднюю дверь вышел на солнцепек. Я ловил губами солнечный свет, как воздух. Такое было состояние, словно я долго был заперт в одной комнате с разбушевавшимся покойником. Меня обуяло желание вырвать все посаженные цветы или втоптать их в землю. Но тут ко мне подошла Перл, и моя ярость сразу развеялась.
