Круглый дизельпанк - [23]

— Прости, Лани! Я не знал!

— Правда?

— Клянусь.

— А я чуть не подумала, что ты это сделал специально.

— Говорю же — не знал. Прекращай дуться.

Лани помолчала, вздохнула:

— Ладно, сумасшедший. Пошли, а то ставр ругаться будет.

— Можно, я сумку понесу?

— С этого и надо было начинать. Чего уж теперь — неси.

Всю обратную дорогу мы молчали. Я корил себя нехорошими словами. Уже входя на территорию больницы Лани вдруг остановилась и меня за рукав остановила:

— Фрам.

— Да, Лани?

— Не сердись на меня пожалуйста, а?

— Ну что ты!. Я не сержусь, мне стыдно перед тобой.

— Не стоит стыдиться. А мне нужно было сдержаться, ведь ты же не знал. Просто… Мне никто никогда вот так не помогал. Не считая родителей конечно… Это… Необычно. Но знаешь — в глубине сердца мне было приятно.

— А?

— Идём. Обед скоро.

Она улыбнулась, потянула за рукав. Почему я снова ощущаю себя идиотом, да ещё и сволочным?

Проходим мы по аллейке, вот уже скоро больничное крыльцо, и вдруг:

— Молодые люди, подождите!

Оборачиваемся. Нас догоняет подзапыхавшийся мужчина преклонных лет, толстенький такой, в широких светлых штанах и светлом пиджаке. Мне он напоминает товарища Огурцова из «Карнавальной ночи». Этот «товарищ» держит в руках прибор, более всего похожий на довольно большой пленочный фотоаппарат.

— Извините! Не могли бы вы мне помочь?

— Чем? — Опережает меня Лани.

Мужчина поясняет:

— Понимаете, я светохудожник. Издание «Здоровая жизнь» заказало мне несколько картин на тему здоровья.

— Немного странно искать сюжеты о здоровье в больнице. — Иронично бормочет вэйта.

Художник смущается и разводит руками. Он переводит просящий взгляд то на меня, то на Лани. Она меняет гнев на милость:

— Ну ладно. Что вам нужно?

— Не могли бы вы со своим спутником побыть моделями?

— Ч… Что?!. М-мо-моделями?!

— Да. Вас что-то смущает?.. Вы такая красивая, спортивная девушка. По — моему вы хорошо получитесь на светокартинах.

— Ну… Я… Фрам?

— А?

— Ты как?

— Я?. А я-то что?

Лани смотрит на меня со смесью просьбы и смущения в глазах. Видно, что ей хочется поучаствовать в съёмках, но она стесняется. Я пожимаю плечами:

— Почему бы и нет?

«Огурцов» радостно подхватывает:

— Ну же, девушка! Соглашайтесь! Это будут замечательные картины!

Лани молча кивает. Художник развивает бурную деятельность. Он выстраивает композиции с участием Лани, меня, цветов, кустов, и подобных штучек. Вариантов — десятка полтора. Лани удивительно точно воспроизводит пожелания художника, чем приводит его в восторг. То и дело, сливаясь со щелчками аппарата, слышны его возгласы:

— Так! Прекрасно!. Замечательно! Ручкой волосы поправьте. Прелестно!.. Вы прирождённая светомодель.

Вэйта на седьмом небе. Глаза блестят. Эта идиллия длится довольно долго. Но вот у «Огурцова» кончается плёнка и съёмки заканчиваются. Он удовлетворённо потирает руки:

— Замечательно, молодые люди! Кстати, меня зовут Нико Петелин. А вас?

— Зачем вам наши имена? — Спрашиваю я.

Мне что-то реклама не нужна. Но вэйта улыбается:

— Я — Лани Рэн, а он — Фрам Корбин.

— Очень приятно. Одну минуточку.

Петелин достаёт из нагрудного кармана блокнотик и быстро записывает наши имена и фамилии. Я подозрительно интересуюсь:

— Это зачем?

— Когда опубликуют картины, надо же будет перечислить вам вашу плату за участие в съёмках?. Деньги хоть и небольшие, но таков порядок, молодой человек.

— Понятно.

Мы прощаемся, жмём руки. Отходим буквально на пару метров, сзади слышится:

— Лани.

Вэйта оборачивается:

— А?

В этот момент щёлкает аппарат. Петелин хитро подмигивает, опуская светограф:

— Извините, милая Лани. У вас чудесная улыбка. Наверное этот кадр будет лучшим. До свидания, молодые люди.

Художник ушёл, а мы отправились в больницу. Лани забежала в раздевалку, я же проследовал сразу в палату. В этот день больше ничего интересного не случилось, и в следующие несколько дней — тоже. Я смотрел светоленты, впитывал полезные сведения. Лани навещала меня, но большую часть времени отсутствовала. У неё начались какие-то промежуточные испытания, зачёты. Выглядела она устало и я в конце концов запретил ей приходить. Пусть лучше отдыхает.

Несколько раз перед сном я думал о своём отношении к Лани. Она, конечно, девчонка симпатичная, хоть и не человек. Я всё ещё не до конца привык и к большим, анимешным глазам, и к остроконечным ушкам, и к волосам цвета пламени, и к тёмной коже. Но если привыкнуть, то… Мне нравился её открытый характер. Нравилась её способность легко смущаться от, казалось бы, вполне невинных вещей и в то же время она иногда вела себя довольно… Нет, не беспардонно, а как бы сказать? Вела себя так, словно и не подозревала о своей фривольности. Эти перепады в поведении придавали ей милую непосредственность. Она вела себя так, как будто она не медсестра в больнице, а — моя соседка или одноклассница в старшей школе. Это мне нравилось и одновременно тревожило. Отношения явно начинали выходить за рамки «пациент-медперсонал» в сторону не просто привязанности, а в сторону сильных эмоций или даже — любви! Я понимал, что надо обязательно не допускать такого сценария. Лани хорошая, добрая девушка и заслуживает достойной жизни. Ей нужен молодой человек одной с ней крови, с будущим, тот, который будет её любить. У неё в перспективе должен быть крепкий брак, дети. Уж точно ей не стоит испытывать серьёзные чувства к беспамятному человеку, который сам не знает — «кто» он и «что» он. Будущее его неясно, перспективы туманны. И никто не гарантирует, что не произойдёт обратный обмен разумом с настоящим Фрамом Корбиным. Так что — никаких «шуры-муры». Через пару дней меня выпишут и переведут в Центр Восстановления. А потом сама Священная Семья не знает — куда меня забросит судьба…