Круги на песке - [22]

Всех этих фраз, геройства и бравады.

Молчалину молчать невмоготу,

Но он смолчит, минуя все преграды.

И будет завтра так же, как вчера,

Держать свое бунтарство под запретом.

Когда со сцены уходить пора,

Молчаливым не подают карету.

ДОН-ЖУАН

Сколько нужно порывов темных,

Чтобы разум один заменить?

Сколько нужно иметь невиновных,

Чтобы было кого обвинить?

Сколько немощи — для здоровья?

Сколько горечи — чтобы всласть?

Сколько нужно иметь хладнокровья,

Чтоб одну заменило страсть?

И победы — совсем не победы.

И блестящие латы твои

Ни к чему тебе, рыцарь бедный,

Дон-Жуан, донкихот любви…

Сколько крика нужно для шепота?

Сколько радости — для печали?

Сколько нужно позднего опыта,

Чтобы жизнь была — как вначале?

И бесчестья сколько-для почестей,

Безупречности — для упреков?

Сколько нужно иметь одиночества,

Чтобы не было одиноко?

ЙОРИК

Мне хочется во времена Шекспира,

Где все решали шпага и рапира,

Где гордый Лир, властительный король,

Играл невыдающуюся роль.

Где Гамлет, хоть и долго колебался,

Но своего, однако, добивался.

Где храбрый Ричард среди бела дня

Мог предложить полцарства за коня.

Где клеветник и злопыхатель Яго

Марал людей, но не марал бумагу.

Где даже череп мертвого шута

На мир глазницы пялил неспроста.

Мне хочется во времена Шекспира.

Я ровно в полночь выйду из квартиры,

Миную двор, пересеку проспект

И пошагаю…

Так, из века в век,

Приду я к незнакомому порогу.

Ссудит мне Шейлок денег на дорогу,

А храбрый Ричард своего коня.

Офелия, влюбленная в меня,

Протянет мне отточенную шпагу…

И я поверю искренности Яго,

Я за него вступлюсь, презрев испуг.

И друг Гораций, самый верный друг,

Меня сразит в жестоком поединке,

Чтобы потом справлять по мне поминки.

И будет это долгое Потом,

В котором я успею позабыть,

Что выпало мне — быть или не быть?

Героем — или попросту шутом?

САНЧО ПАНСА

Санчо Панса, трезвый человек,

Человек не сердца, а расчета,

Вот уже подряд который век

Ходит на могилу Дон-Кихота.

И уже не бредом, не игрой

Обернулись мельничные крылья…

Старый рыцарь — это был герой.

А сегодня он лежит в могиле.

Был старик до подвигов охоч,

Не в пример иным из молодежи.

Он старался каждому помочь,

А сегодня — кто ему поможет?

Снесены доспехи на чердак,

Замки перестроены в хоромы.

Старый рыцарь был большой чудак,

А сегодня — мыслят по-другому.

Видно, зря идальго прожил век,

Не стяжал он славы и почета…

Санчо Панса, трезвый человек,

Ходит на могилу Дон-Кихота.

ВЕТРЯНЫЕ МЕЛЬНИЦЫ

Крылья созданы для полета,

А полета все нет и нет.

Машут мельницы крыльями вслед

Уходящим с земли донкихотам.

Что ж ты, мельница,

мельница,

мельница,

У тебя ведь четыре крыла…

Почему б тебе не осмелиться

На решительные дела?

Неужели тебе неохота

Против ветра крылом махнуть?

Пусть тебя назовут донкихотом,

Это вовсе не стыдно, ничуть.

Ну-ка, вспомни: трубы трубили

И герои качались в седле…

Ты не вспомнишь.

Даны тебе крылья,

Чтобы тверже стоять на земле.

Все, что мелется, перемелется,

Перемелется в радость беда.

Деспот сжалится, трус осмелится,

Но когда это будет, когда?

И уже ни во что не верится,

Только в крепкие жернова.

Ах ты, мельница,

мельница,

мельница,

Эта песенка не нова.

Ах, крылатая ты пехота,

Понапрасну усилий не трать.

Сколько мельницам ни махать,

Но живут на земле донкихоты.

И воюют, как прежде, с мельницами.

В этом здравого смысла нет.

Но порой пораженья ценятся

Больше самых блестящих побед.

Так трубите поход, музыканты,

Так скачите из ночи в день

Вы, сидящие на Росинантах,

Сдвинув тазики набекрень.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Датский принц давно уже не тот,

Он не станет с тенью разговаривать.

Доктор Фауст в опере поет,

У него на все готова ария.

И на самый каверзный возрос

Он готов ответить без суфлера.

Ленский выжил.

Недоросль подрос.

Хлестаков назначен ревизором.

И, как денди лондонский одет,

Плюшкин прожигает все — до цента.

Собакевич поступил в балет.

Пришибеев стал интеллигентом.

Среди прочих радостных вестей

Новость у Монтекки с Капулетти:

Скоро будет свадьба их детей,

И о том объявлено в газете.

Дон-Жуан — семейный человек,

У него отличная семейка.

Полюбивший службу бравый Швейк

Стал недавно капитаном Швейком.

И Мюнхгаузен, устав от небылиц,

Что ни слово, так и режет правду…

Сколько в мире действующих лиц

Действуют не так, как хочет автор!

XIII. Шаги Командора

***

Нас окружают привычные истины:

Земля вертится, курить — здоровью вредить,

От перестановки мест сомножителей произведение не меняется…

Привычные истины, в прошлом наши поводыри,

Превращаются со временем в наших стражников

И берут нас в плен,

И ведут под конвоем.

Дважды два, с неизменным знаком наперевес, шагает сзади,

чеканя свою любимую песенку:

Равняется,

Равняется,

Равняется

Четыре!

А другие истины, идущие по бокам, чеканят о том, что вода —

мокрая, камень — твердый, а туман вообще

неизвестно какой,

Потому что в тумане ничего не увидишь.

Привычные истины окружают нас плотным кольцом, частоколом

И зорко следят, чтобы мы не шмыгнули куда-нибудь в сторону.

Туда,

Где газы при нагревании

НЕ расширяются,

Где вода при кипении

НЕ испаряется,

Где выталкивающая сила НЕ равна весу вытесненной телом жидкости,

А дерево для электричества —

ДА, ДА, ДА — является отличным проводником.

Привычные истины нам отводят привычную роль,

Играть которую нам не всегда бывает охота: