— Настоящий! — взвизгнул он, и заскулив, отбежал к трону.
Череда придворных выстроилась в длинную цепь. Они шли, шурша одеждами, холодные и надменные, и дотрагивались ледяными пальцами до руки или плеча Конана.
— Они убедились, что ты настоящий. Значит, настала пора идти в храм Гекатонхейра, — промолвил царь и уставился на Конана таким пристальным взглядом, словно опасался, что тот исчезнет или превратится в женщину.
Окруженный толпой застывших придворных. Конан на мгновение замешкался.
— Чего же ты мешкаешь? Иди. Промедления не было в наших снах, — нахмурился царь.
Конан окинул взглядом бесстрастные лица. Вот, значит, как. Оказывается он всем им снился. А теперь, наконец, его увидели воочию. Так что же хотят от него эти безумцы, Нергал их забери…
— Но вы то мне не снились, — возразил варвар.
Тут уже можно было начать смеяться, если конечно все это было шуткой. Но с каждым поворотом клепсидры Конан все меньше и меньше верил в то, что местный владыка просто решил позабавиться с чужеземцем.
Повисла тишина. Конан посмотрел на застывшие тела придворных и пожалел, что при нем нет его доброго меча. Сложившаяся ситуация нравилась ему все меньше.
— Этого тоже не было в наших снах, — нарушил молчание царь. — В наших снах ты сразу уходишь, как только я говорю, что настала пора идти в храм. Тот, который известен нам из сновидений, не задает вопросов. К чему? Если ответы на них он знает лучше любого из нас. Но теперь я вижу, что сны не всегда правдивы. Если богам так угодно, то я расскажу тебе обо всем. Но сперва изволь вкусить гостеприимство царя Нилама.
С теплом в сердце Меропа возвращалась домой, таща за собой косоглазого любителя лепешек.
— Ты узнаешь, Арфар, что я не солгала, — говорила она. — В моих объятиях ты забудешь обо всем. Я женщина горячая и вкусная, как мясное кушанье с вендийскими приправами! И ты не пожалеешь, что согласился провести со мной ночь!
Улица была непривычно пуста. По пути не попалось ни одного мальчишки, которые обычно увивались вокруг толстухи, как осы у винограда. Меропа поднялась по ступеням под анфиладой деревянных арок, увитых плющом, и отворила дверь.
У входа стоял ее старик-отец, который силился натянуть на себя ветхую одежду багрового цвета, украшенную костяшками из фаланг пальцев.
— Куда это ты собрался? — осведомилась Меропа.
Отец гордо поднял голову. Шея у него была тонкая, кожа на ней висела, как у туранского петуха, кадык торчал острым мыском.
— А ты, верно, считаешь, что твой отец ни на что уже не годен? — спросил он и с укоризной подняв вверх указательный палец. — Вот и ошибаешься! — Он засмеялся, точнее, попытался это сделать, потому что смех сразу же, не успев начаться, перешел в кашель. — Ошибаешься! Твой отец еще нужен!
Он продолжил застегивать пуговицы дрожащими руками, с трудом попадая в петли.
— За мной прислали, — сказал он. — Это был прекрасный молодой человек. Юный и нежный, как дева! Он сказал, что для меня есть работа…
— Но отец, ты ведь десять зим никого не казнил! — воскликнула Меропа.
— Мастерство не умирает! Принеси мне меч!
Меропа покачала головой.
— Разве ты сможешь поднять его? Отец, что же нам делать?! Зачем же ты согласился!
— Настоящий мастер не должен чураться испытаний! — гордо заявил он одергивая слежавшуюся одежду. — Я казнил сотни преступников, и никто из них не мог бы пожаловаться, что я недостаточно искусен в своем ремесле.
Меропа печально улыбнулась и ушла в дом. Через пару терций она вернулась с большим мечом в ножнах сандалового дерева.
— Ах, если бы только ты родилась мужчиной! — вдруг воскликнул отец. — В тебе есть все, что необходимо для нашего ремесла. Но тебе никогда не стать палачом только потому, что боги сделали тебя женщиной. И мое мастерство умрет вместе со мной. Боги не наградили меня наследником, которому я мог бы завещать свое умение…
Меропа привлекла отца к себе, и он уткнулся седой головой в ее плечо, едва сдерживая рыдания. Косоглазый Арфар, возлюбленный Меропы, смутившись, отвернулся.
— Ты не похожа на сестру, — всхлипнув, сказал старик. — Недавно я встретил ее. Она шлялась со своими любовниками, и вместе с ними распевала песню. Стыдно сказать, во что она была одета!
— Отец, наверное, это были не любовники, а се друзья. Ты же знаешь, как она обожает их. Именно поэтому она стала дровосеком. Она не переносит одиночества. И очень любит орудовать топором.
— Мне пора, — сказал отец, отрываясь от Меропы.
Она вручила ему меч в ножнах. Старик сразу же согнулся под его тяжестью, и был вынужден упереться мечом в пол. Меропа хотела ему помочь, но он с негодованием отказался.
— Ничего, я дойду. У меня хватит сил, — сообщил он, и поплелся, волоча меч. — Я сделаю все, как надо. Не беспокойся обо мне, дитя мое!
Он вышел и вздыхая и кряхтя, принялся медленно спускаться по лестнице.
Меропа взглянула на возлюбленного. Он с потерянным видом стоял у окна в сад и делал вид, что любуется деревьями и маленький прудом.
— Арфар, любовь моя! — позвала Меропа.
Арфар обернулся. Он был прекрасен. Он был словно ребенок, который увидел мать после долгой разлуки. Хотелось прижать его к груди и целовать, целовать.
