Круг - [43]

Ноги останавливаются за шаг до края. Она видит внизу школьный двор, мертвые деревья и черный асфальт, которым залили расщелину. Отсюда сверху он выглядит, как шрам. Она видит дорогу, по которой проезжает автобус. Несколько школьников бегут к остановке. Если бы хоть кто-то из них посмотрел наверх…

Пожалуйста, умоляет она. Пожалуйста, позволь мне жить.

И вдруг она чувствует, как постороннее присутствие в ее теле ослабевает. Ноги становятся уже не такими чужими. Если она постарается еще чуть-чуть, то сможет отвернуться от края, если только постарается…

Ребекка сжимает кулаки. Она близка к тому, чтобы вернуть контроль над собой.

Нет. Я должен сделать это.

Голос снова здесь. Он снова набрал силу. Ребекка отчетливо чувствует, как он пытается взять над ней верх. Она чувствует давление посторонней воли. Но теперь у нее есть преимущество. Она подготовлена. И заметила в противнике слабость.

Ребекка сопротивляется. Головная боль становится невыносимой. Кажется, мозг вот-вот лопнет. Голову давит, распирает. Ребекка обхватывает голову руками, как будто это может уберечь ее от разрыва. Из носа течет кровь.

Постороннее присутствие постепенно ослабевает. Ребекка, покачиваясь, стоит на краю крыши, видит далеко внизу школьный двор. В животе у нее холодеет.

Она делает шаг назад, ноги подкашиваются. Встать нет сил, тем более пройти всю дорогу вниз.

Ребекка шарит в сумке, пока не находит мобильник. Сначала она хочет позвонить Густаву, но понимает, что ей никогда не объяснить ему, как она сюда попала. Надо позвонить Мину.

Тут на лестнице, ведущей на чердак, раздаются шаги. Ребекка оборачивается. Солнце на мгновение ослепляет ее. Приходится прикрыть глаза козырьком ладони, чтобы увидеть, кто стоит в дверях.

Ребекка неуверенно улыбается.

— Привет, — говорит она. — Откуда ты знаешь, что я здесь?

18

Холодный ветер продувает площадь Стурвальсторгет насквозь. Мину думает о словах Ребекки, наспех накарябанных в тетради. «Кто-то преследовал меня вчера».

Мину засовывает руки в карманы и, нахохлившись, торопливо шагает к светло-желтому дому на другой стороне площади. На фасаде — вывеска синими неоновыми буквами — «Энгельсфорсбладет».

С тех пор как Мину начала ходить в школу, она забегала к папе на работу пару раз в неделю по дороге из школы домой. Обычно у него едва хватало времени поздороваться, но было все равно приятно посидеть за столом в комнате отдыха, поделать уроки, полистать стопки газет, словом, почувствовать атмосферу редакции.

Мину оглядывается, прежде чем открыть входную дверь. На площади никого не видно.

Нет ни одного человека.

Рядом с редакцией газеты «Энгельсфорсбладет» расположен один из трех городских банков, он занимает один из самых красивых домов в городе: солидное здание XIX века, мраморные колонны, обрамляющие вход. Там, на парадной лестнице, лежит ободранный кот. Нет никакого сомнения в том, что животное смотрит прямо на Мину своим единственным зеленым глазом.

Кот неуклюже поднимается — совсем не по-кошачьи — и идет вверх по лестнице. Затем спускается вниз. И снова вверх и вниз. Потом ложится на свое первоначальное место и один раз мяукает.

Зайдя в холл, Мину чувствует запах кофе. Папа всегда говорит, что если «Энгельсфорсбладет» закроется, потребление кофе в городе сократится вдвое. Скорее всего, он прав. Иногда Мину кажется, что мама и папа могли бы жить на одном кофе. Как машины на бензине.

Сесилия и папа стоят в его кабинете и яростно жестикулируют. Совершенно очевидно, что они в самом разгаре ссоры. Большие голубые глаза Сесилии распахнуты, короткие пепельно-белые волосы торчат в разные стороны больше обычного, как будто еж растопырил свои колючки. Папа стоит к Мину спиной, и его лица она не видит, но шея у него побагровела. Он в бешенстве.

В семье Ребекки Сесилия является постоянным предметом обсуждений за ужином. С одной стороны, она работает быстро и прекрасно формулирует свои мысли. С другой, она чересчур падка на сенсации и редко проверяет факты. Ее статья о самоубийстве Элиаса была не первой, которую папа не пропустил в печать.

Мину останавливается у кабинета. Через стекло голоса звучат приглушенно. Она едва-едва может различить слова.

— Это саботаж! — возмущается Сесилия. — У меня уникальный шанс прибыть на место первой. Сотрудники «скорой помощи» позвонили две минуты назад!

— Ты можешь делать что угодно, но я, черт возьми, не собираюсь об этом ничего публиковать.

Папин голос звучит низко и с нажимом, он не похож сам на себя. Мину не помнит, чтобы папа когда-нибудь был в такой ярости.

— Это касается всех, — говорит Сесилия.

— Это не касается никого, кроме семьи девочки!

Мину отчетливо видит, как Сесилия пытается изменить тактику.

— Я понимаю, тебе трудно смотреть на дело объективно, — говорит она более мягким тоном. — У тебя дочь ее ровесница.

Увидев Мину, она замолкает. Папа оборачивается.

— Мину… — говорит он.

Что-то случилось. Что-то страшное. Это написано на их лицах. Папа подходит к двери и открывает ее.

— Заходи, — говорит он.

Сесилия смотрит на нее с сочувствием, сквозь которое просвечивает любопытство. Папа кладет руку на плечо Мину, одновременно бросая выразительный взгляд на Сесилию. Та покидает кабинет быстрыми шагами.