Круг - [14]

Она хочет подойти и прикоснуться к нему, но не осмеливается. То странное, что происходит с ней, должно остаться тайной, пока она не выяснит, что это.

— Ванесса? — вдруг говорит Юнте.

Она оборачивается. Юнте не видит ее, но его глаза обшаривают комнату необычно живым и пристальным взглядом из-под натянутой на брови темно-синей шапки.

— Здесь кто-то есть, — говорит он. — Я, блин, уверен.

— Паранойя, — выносит диагноз Лаки.

Он полулежит на диване, крепко сжимая в руке джойстик от приставки. Толстый живот выпирает из-под футболки с надписью «Гордость Энгельсфорса». Лаки, которого на самом деле зовут Лукас, учился в одном классе с Ванессой, но бросил школу, не добравшись до гимназии. Вместо учебы он целыми днями работает у Юнте мальчиком на побегушках, приносит пиво, заказывает по телефону пиццу и помогает разводить в подвале травку.

— Вы слышали про пасторского сына? — спрашивает Лаки, тыча пальцем в пульт.

Ванесса видит, как замирает Юнте, правда всего на секунду. Вилле медленно выдыхает дым, который он задерживал в легких.

— Че? — говорит он.

— Элиас Мальмгрен. Сын пастора. Покончил жизнь самоубийством. В школе. Сегодня нашли.

— Ты уверен, что это он? — спрашивает Вилле.

Он пытается говорить небрежно, но в голосе слышно беспокойство, Ванесса уверена в этом.

Ну конечно, думает она. Они были знакомы. Элиас раньше приходил сюда за травой. Но это было давно, в девятом классе.

— Сто процентов, — отвечает Лаки.

— Черт, — говорит Юнте. — Он покупал у меня кое-что позавчера.

— Вы думаете, его не так торкнуло? — поинтересовался Лаки.

— Не так торкнуло?

Юнте и Вилле заржали. Лаки ухмыльнулся смущенно и так заискивающе, что Ванессу передернуло.

— Он и раньше пытался откинуть копыта, — объяснил Юнте. — А тут, наверно, решил, что после косячка дело пойдет легче.

Но совесть Юнте была неспокойна, Ванесса видела это. Интересно почему? Обычно Юнте не проявлял ни к кому сострадания.

— Он из себя все время мученика строил, — говорит Лаки. — Резал себе вены и все такое. Я думал, это только бабы делают.

— Заткнись, — резко оборвал его Юнте.

Вилле и Лаки замерли от неожиданности, глядя на приятеля.

— Здесь кто-то есть, — шепчет Юнте.

Все трое оглядываются. Ванесса задерживает дыхание.

— Может, это дух Элиаса бродит, — говорит Лаки, и тут же Вилле дает ему по шее.

Ванесса чувствует, как поднимаются дыбом волоски на руках. Воздух вокруг нее сгущается и закручивается. По комнате словно пробегает сквозняк. Юнте смотрит прямо на девушку.

— Черт, ты откуда взялась?

Вилле поднимает глаза и нервно смеется.

— Не подкрадывайся так больше, Несса. Иначе нашего Юнте хватит удар.

Лаки тоже смеется, немного натужно. Ванесса изо всех сил старается изобразить независимую улыбку.

Она подходит к Вилле и садится к нему на колени. Ей необходимо почувствовать тепло его рук. Убедиться, что она действительно существует. Вилле зарывается носом в ее волосы. Она прижимается к нему еще плотнее.

За окном начинает накрапывать дождь.

6

В кухонное окно стучит дождь. Мину нравится этот звук, он вызывает у нее чувство защищенности и уюта. Из гостиной доносится голос Билли Холидей.[4] Низко подвешенная над столом лампа отбрасывает теплый свет на встревоженные лица родителей.

— Как ты, доченька? — спрашивает папа.

Он задает этот вопрос уже в третий раз с тех пор, как пришел домой.

— Нормально, — коротко отвечает она.

Мину чувствует ужасную усталость, силы покинули ее. Она несколько часов подряд говорила с мамой. Но она не знает, «как она». Знает только, что больше не может прислушиваться к своему состоянию.

— Вы будете писать об этом? — спрашивает она.

Папа почесывает переносицу так, что очки ходят ходуном.

— Мы долго обсуждали этот вопрос. Если бы несчастный мальчик покончил жизнь самоубийством у себя дома, мы бы, разумеется, написали об этом. Но беда случилась в школе. Об этом и так уже знает весь город.

Мама качает головой.

— Вас заклюют, если вы напишете об этом.

— Если не напишем — тоже.

Папа Мину — главный редактор местной газеты. Она выходит всего пару раз в неделю и чаше всего публикует на первой полосе «сногсшибательные» новости типа «Новая дорожная развязка на улице Гнейсгатан». Три четверти жителей города подписываются на «Энгельсфорсбладет». Мининого папу знают все.

— Сесилия написала статью, — продолжает отец. — Мне пришлось вычеркнуть половину. Все эти охи и вздохи… Вы же знаете Сесилию. Но самоубийство — щекотливая тема, как бы сдержанно ни был написан текст.

Мину смотрит в тарелку. Она практически не притронулась к еде, мясной соус выглядит отталкивающе.

— А полиция уверена в том, что это самоубийство? — спрашивает она.

— У них нет ни малейших сомнений, — отвечает папа. — Но… Только это останется между нами, договорились? Ни слова в школе.

— Конечно, о чем речь, — вздыхает Мину.

Она никогда не давала отцу повода усомниться в том, что умеет держать язык за зубами. Мину рано уяснила, что большинство людей собирает информацию только для того, чтобы передать ее дальше и что единственный способ получить действительно интересную информацию — это обращаться с ней честно.

— Элиас умер вчера около половины пятого. Сразу же после встречи с директором. У него было много пропусков занятий, и директор хотела, пока не поздно, «спасти ситуацию», как она выразилась. Они говорили в течение получаса.