Круг царя Соломона - [26]

Студент Митя Гордеев с утра до ночи бегал по урокам, добывая за летние месяцы деньги, на которые он будет существовать всю зиму в Петербурге. Он был очень гордый и принципиальный: не хотел материально зависеть от отца, с которым у него были крупные идейные разногласия. И конечно, у него совсем не находилось времени, чтобы еще и нам растолковывать анатомию. Поэтому мы с Агафоном даже удивились, когда прибежал как-то днем Митин брат-кадет и оповестил, что после обеда Митя будет анатомировать и приглашает нас смотреть.

– А кого резать будет? Лягушку? – спросил Агафон.

– Кого надо, того и будет резать, – сказал кадет в подражание тому городовому из анекдота, который был поставлен на месте террористического покушения. Народ толпится, спрашивает: «Кого убили?» А городовой отвечает: «Проходите, не ваше дело! Кого надо, того и убили!»

Урок анатомии рисовался в моем воображении картиной Рембрандта: доктор Тульп в черной шляпе сидит возле трупа со щипцами, то ли с ножницами в руке и что-то объясняет, а вокруг вытягивают шеи чинные голландцы с острыми бородками, все в широких белых воротничках. А то была еще знаменитая картина Габриэля Макса – «Анатом». У всех гимназисток в альбомах была с нее открытка: мрачный худой мужчина сдергивает покрывало с мертвой нагой красавицы, распростертой перед ним на столе. Кадет провел нас прямо в сад и сказал:

– Вы ступайте пока в малину, а я сейчас.

День был жаркий. Высокие серебристые тополя гордеевского сада трепетали под солнцем, вдоль забора цвели мальвы, большая клумба пестрела цветами. В кустах малины младшая сестра Надя собирала ягоды.

С Надей мы большие друзья. Подружило нас наше общее увлечение книгами. В городе не было общественной библиотеки, а книги надо было «доставать». Мы и доставали их где только было можно, а прочитав, обменивались. Однажды по зиме я принес ей только что прочитанного мною «Пана» Кнута Гамсуна.

Вышла ее мать Варвара Львовна и сказала, что Надя больна.

– А впрочем, это не опасно. Разденься и пройди к ней. А что это за «Пан»? Пан Твардовский?

Надя лежала в постели под одеялом на белой высоко взбитой подушке. У изголовья на столе стояла лампа под зеленым абажуром. Варвара Львовна принесла нам чай с печеньем и оставила нас одних. Гордеевы жили в новом доме, с бревенчатыми, еще не штукатуренными стенами, и в Надиной комнате пахло смолистым сосновым духом.

– Почему – «Пан»? – спросила Надя. – Разве это с польского?

– Да нет же. Это другой Пан, с большой буквы. Ну, знаешь: Пан, пантеизм, «умер великий Пан»? Про природу – замечательно.

– Лучше Тургенева?

– Уж не знаю, лучше ли, но совсем по-другому.

– Ну расскажи, о чем это.

Я начал было рассказывать про лейтенанта Глана и Эдварду, но разве можно пересказать «Пана»?

– Нет, нет, я сама прочту, лучше не портить впечатления.

Она лежала на спине и смотрела на меня снизу своими темными блестящими глазами, немного побледневшая, очень хорошенькая и трогательная от белой ночной кофточки и голой шеи. С этого вечера я в нее и влюбился.

Кадет вернулся, запыхавшись. В руках у него был котенок. Надя удивилась:

– Откуда у тебя киска, Андрюша? Что ты с нею собираешься делать?

– Фу, жарища! Вспотел даже. А ты, Надежда, уходи подальше. Слабонервных кисейных барышень просят удалиться. Пойдемте, господа, Митя в беседке ждет.

В беседке, увитой диким виноградом, на тесовом круглом столе была разостлана черная клеенка, а на ней – пинцеты, скальпели, ножницы, иглы, булавки, кувшин с водой, ванночка, клубок бечевки.

Сам «доктор Тульп» – Митя в грязноватом белом халате и с полотенцем через плечо раскладывал в ряд на столе свои инструменты.

– Действуй, Андрей, – сказал Митя, – да попроворней.

Кадет подмигнул нам с видом бывалого человека, которому эти дела не в диковинку, схватил со стола бечевку и вышел. Доктор Тульп сказал:

– Конечно, процедура не из приятных. Обычно на занятиях у нас животных убивают минут за двадцать до вскрытия парами хлороформа или эфира. А тут где же с этим возиться?

«Значит, Андрею поручена эта „неприятная процедура“. Однако незавидная роль у младшего брата: подай, прими, расколи, закинь!

Чей же это котенок? Откуда стащил его Андрей? А ну как хозяева хватятся и начнут его разыскивать?»

– А человеческие трупы вам вскрывать приходилось, Дмитрий Семенович? – спросил Агафон почтительно.

– А как же без этого? Прозектор[7] у нас старик замечательный. Иные новички никак не могут к трупному запаху привыкнуть. Он и говорит: «Здесь, господа, вы не на балу в Смольном институте. Нам на духи и одеколоны для опрыскивания мертвецов средств не отпущено. А дух этот самый натуральный. Все в природе воняет, и запах фиалки в близком родстве с запахом навоза. Так что выньте из ноздрей ментоловую вату и запомните раз и навсегда: медик не имеет права быть брезгливым».

Андрей вернулся с мертвым котенком. Вид у него был сияющий – прямо Персей, сразивший Горгону. Экий счастливый характер! Подлинный солдат Яшка, медиа пряжка: рыжий, румяный, улыбка во весь рот.

– Все руки, паршивец, исцарапал. Помажь-ка, Митя, йодом.

– Итак, приступим, – начал доктор Тульп. – Перед нами млекопитающее: кошка домашняя – felis domestica. В чем отличия млекопитающих? Шерстяной покров, сальные и молочные железы. Кого вы еще знаете из семейства кошачьих?