Кровью! - [16]

Соня отмахнулась рукой, будто отгоняя докучливое насекомое.

– А ничего больше ты не умеешь! – рассмеялась она. Ренфилд смутился, затем испугался.

– Кейф, сюда скорее! Кейф!

Палмер встал на ноги, удивляясь, что испытанные муки не оставили никаких следов. Слышно было, как горилла возится с замком. Соня схватила Ренфилда за лацканы и подтянула к себе буквально лицом к лицу. Шипастая корона красновато-черного цвета возникла вокруг головы женщины, замигала, как испорченная неоновая лампа.

– Где Панглосс?

– Ты серьезно думаешь, что я тебе сказал бы? – фыркнул Ренфилд.

– Что ж, ты прав.

Она отпустила его пиджак. Ренфилд неуверенно улыбнулся, оправляя лацканы. Движение Сони было так быстро, что Палмер едва успел его заметить. Схватив Ренфилда за подбородок, она вывернула ему голову под неестественным углом. Дверь влетела внутрь, повиснув на петлях.

В дыру стала протискиваться горилла. Свиные глазки перебежали с Сони на Палмера и остановились на трупе Ренфилда. Соня шагнула вперед, жестом велев Палмеру встать за ней. В одной руке она держала пружинный нож.

– Господи, женщина, с этим громилой тебе никак...

Она махнула ему рукой, чтобы молчал, не отрывая глаз от мощной фигуры, заполнявшей дверной проем.

– Тихо, ты! Я знаю, что делаю.

Кейф издал глубокое горловое рычание и шагнул вперед, нюхая воздух, будто собака, берущая след. Глянул подозрительно на Соню и Палмера, раздувая ноздри, но нападать не собирался – его внимание было приковано к трупу Ренфилда. Толстыми шнурами свисала у него из пасти слюна. Испустив громкое фырканье, как кабан у корыта, он бросился к телу. Палмер услышал треск рвущейся материи – великан рвал на мертвеце одежду.

Соня жестом поманила Палмера к двери. Он пошел вслед за ней, не отрывая взгляда от слюнявой гориллы.

– Чего это он? – прошипел Палмер.

– Лучше тебе не знать. Давай-ка выбираться отсюда, пока он занят. Огры вообще не слишком умны, а когда голодны, то думают желудком, а не мозгами. Нам повезло, что этот еще не обедал.

5

Палмер сидел в патио пентхауза со стаканом бурбона, хотя все, что он считал реальным, развалилось на куски.

Он всегда гордился своим умением приспосабливаться в неблагоприятных условиях. Он выдюжил, когда в семнадцать лет родители вышибли его из дому. Он выжил три адских месяца в бригаде работяг в Алабаме, когда ношение длинных волос было криминалом. На его глазах друзья, не желающие признать, что они уже не так молоды и сильны, как привыкли, падали жертвами передозировки и болезней. Среди отвергающих перемены уцелевших не бывает. «Меняйся или помирай» – такую татуировку следовало бы ему сделать у себя на лбу.

Глядя поверх стакана на свою спасительницу, Палмер сделал еще глоток. Она сидела на краю парапета, оглядывая окружающие крыши. Палмер не знал, можно ли доверять этой женщине в зеркальных очках; впрочем, выбора не было.

– Панглосс действительно ваш дед?

Она пожала плечами, но не обернулась.

– Некоторые это так назвали бы. Но если вы спрашиваете, является ли он моим дедом биологически,то нет.

– Я так и думал. Он и близко еще не в том возрасте, когда у человека может быть внучка ваших лет.

– Панглоссу не менее полутора тысяч лет, мистер Палмер.

– Значит, я совершенно не умею определять возраст.

– Как-то вы очень... спокойно отнеслись ко всему, что случилось.

Палмер пожал плечами:

– Я говорил с мертвецом, открыл у себя сверхъестественные способности, а мои мозги изнасиловал псих-телепат. После этого услышать, что мой наниматель – вампир, это вполне обыденно.

Соня глянула на него:

– Вы говорили с мертвецом?

– Скорее он со мной. Это ваш бывший приятель.

– Чаз?

Палмер кивнул, высматривая признаки реакции у нее на лице. Если эта новость и была ей небезразлична, Соня не подала виду.

– И что он хотел сказать?

– Что я должен бежать от вас как от чумы и поскорее мотать из Додж-Сити.

– Поумнел слегка после смерти.

– Он сказал, что вы его убили.

– Мертвые не врут. Кстати, и правды они не говорят. Да, я его убила. Это важно?

– Для него было важно.

– Чаз был моим... партнером. Он был вроде вас – сенситив. Когда мы с ним встретились, он был мелкой проституткой у геев. Мы снюхались и отлично работали – какое-то время. Потом он меня продал. Предал меня с поцелуем. У него всегда была склонность к иронии. Я провела полгода в дурдоме по его милости. Верности я от людей не жду, но предательства не поощряю. Убить его было не только справедливо это было правильно. Я давно уже стала убийцей, мистер Палмер. Это у меня такая привычка. Я считаю, что должна вам об этом сказать.

– Был когда-то мальчик... – Горло Палмера перехватило от вкуса крови Джимми Эйхорна, но он все равно это сказал. – Мальчик с синими волосами, с которым вы тоже кое-что сделали.

– Синие Павианы? Да, помню. Я так поняла, что мальчик еще жив?

– Если это можно так назвать.

Она пожала плечами:

– Он обладал информацией. А у меня была потребность в... Ладно, скажем, была потребность, и не будем уточнять какая.

– Ему было всего пятнадцать...

– ...Что не помешало ему быть виновным в групповых изнасилованиях, наездах при пьяной езде и убийстве второй степени. Не тратьте на него ваше сочувствие, мистер Палмер. Я уже сказала: то, что я делаю, не только справедливо, но и правильно.