Кровопролития на Юге - [25]

Трое остальных были расстреляны.

Католики также карали преступников, но их суд был куда менее благороден и справедлив, чем тот, о котором мы сейчас рассказали. Один из таких случаев произошел с несчастным четырнадцатилетним мальчиком, сыном мельника из Сен-Кристоля; этот мельник за месяц до того был колесован. Судьи сперва колебались: их смущал возраст мальчика, но тут явился свидетель, утверждавший, что именно этот парень по указке фанатиков резал маленьких детей. Никто не верил доносу, но нужен был предлог; юный обвиняемый был приговорен и через час без малейшего, снисхождения повешен.

Большая часть обитателей приходов, сожженных г-ном де Жюльеном, перебрались в Оссиларг в приходе Сент-Андре. Подгоняемые голодом и нищетой, они покинули пределы, которые были им предписаны, и пустились на поиски спасения. Об этом узнал бригадир Планк; будучи пылким католиком, он решил, что подобное злодейство не может остаться безнаказанным. Он немедля выслал отряд с приказом задержать нарушителей; это оказалось нетрудно, потому что беглецы уже обосновались в домах, так что схватили их прямо в постелях. Вслед за тем их препроводили в церковь св. Андрея и заперли там; потом без суда стали выволакивать оттуда по пять человек и убивать — одних выстрелами из ружья, других ударом сабли или топора: расправились со всеми — мужчинами, женщинами, стариками. Какой-то несчастный ребенок, в которого выпустили три пули, все еще поднимал голову и кричал: «Ох, где же мой отец, он бы спас меня отсюда!»

Четверо мужчин и одна девушка, бежавшие в городок Лазаль под защиту закона, указавшего им это место в качестве убежища, обратились с ходатайством к капитану полка суассонцев по имени Лаплас и получили от него разрешение наведаться к себе домой по торговым делам, но с условием вернуться в тот же день; они дали слово и на исходе дня сошлись на уединенной ферме, где договорились встретиться, как вдруг, к несчастью, их застигла чудовищная гроза. Мужчины хотели пуститься в обратный путь несмотря на это препятствие, но девушка умоляла их дождаться рассвета: она боялась идти с ними в такое ненастье, однако, с другой стороны, уверяла, что умрет от страха, если ее оставят на ферме одну. Четырем мужчинам стало стыдно покидать спутницу, доводившуюся к тому же родней одному из них; они сдались на ее уговоры и остались, надеясь, что гроза послужит им оправданием; они отправились в обратную дорогу лишь при первых лучах рассвета, но Лапласу уже стало известно о совершенном ими преступлении. Он отдал соответствующий приказ, и по дороге в деревню те были задержаны. Напрасно пытались они оправдаться в своем опоздании. Лаплас приказал связать четырех мужчин, вывести их из города и расстрелять. Что до девушки, то ее было решено повесить, и казнь назначили на другой день; она должна была состояться в том же месте, где еще лежали на земле тела несчастных попутчиков девушки, но тут монахини-наставницы, на чье попечение она была отдана, дабы ее подготовили к смерти, стали пытаться смягчить Лапласа всеми возможными доводами, а потом принялись уговаривать ее объявить себя беременной. Девушка отказалась спасти свою жизнь ценой такой унизительной лжи; тогда добрые сестры взяли ложь на себя и пошли к капитану с этим известием, умоляя его сжалиться если не над матерью, то хотя бы над ребенком и отложить казнь до родов. Узнав об этой непредвиденной помехе, капитан, не желавший попасться на удочку, распорядился, чтобы привели повитуху и чтобы она освидетельствовала девушку. Через полчаса повитуха доложила, что обвиняемая в самом деле беременна.

— Хорошо, — изрек капитан, — пускай обеих посадят в тюрьму, и ежели через три месяца не станут видны признаки беременности, обе женщины будут повешены.

Услышав такой приговор, повитуха страшно испугалась; она попросила, чтобы ее отвели к капитану, и призналась ему, что, поддавшись настояниям монахинь, сказала неправду: обвиняемая не только не беременна, но несомненная девственница.

После такого признания повитуху приговорили к публичному наказанию плетьми, а девушку отправили на виселицу, где она была казнена рядом с трупами четырех мужчин, погибших из-за нее: оба приговора были приведены в исполнение в тот же день.

Нетрудно догадаться, что Малые чада креста, очутившись между рубашечниками и католиками, не примыкали полностью ни к тем, ни к другим.

«Одна из них банд, — рассказывает Лабом, — принялась грабить всех новообращенных от Бокера до Нима; они прикончили женщину и двух детей на ферме Кампюже, восьмидесятилетнего старика на ферме г-на Детийля близ Буйарга, нескольких человек в Сикюре, какую-то девушку в Кессарге, одного садовника в Ниме и многих других; они угоняли скот, грабили мебель и всю утварь новообращенных, которых им удавалось отыскать; они спалили ферму в Клеране, другую в Лубе и еще шесть в окрестностях Сен-Жиля — в Марине, Карло, Кампоже, Мирамане, Ла Бержери и Ларнаке близ Мандюэля».

«Они останавливали путников на больших дорогах, — говорит Луврелейль, — и, чтобы узнать, католики ли они, заставляли их читать по-латыни воскресную молитву, молитву пресвятой Деве, символ веры и формулу покаяния; кто не знал этих молитв, того протыкали шпагами. В местности Дион нашли семь трупов; эти убийства приписали им; а когда обнаружили повешенного на дереве пастуха г-на де Русьера, бывшего священника, никто не усомнился в том, что его смерть также дело их рук; в конце концов свирепость их зашла так далеко, что одна из их шаек, повстречав на дороге аббата де Сен-Жиля, потребовала выдачи его слуги, который был новообращенным, — его хотели убить. Напрасно аббат убеждал их, что негоже чинить такое оскорбление персоне его происхождения и ранга, — они упорствовали в своем желании разделаться с этим человеком, и аббату пришлось заключить его в объятия и подставить себя под удары, которые они хотели нанести его слуге».