Кровавый триптих - [45]

VII

Дом номер 15 по Восточной Восемьдесят четвертой улице оказался высоким узким зданием белого цвета с мраморным вестибюлем и псевдожемчужными кнопочками звонков около начищенных медных табличек с фамилиями жильцов. Я тронул кнопочку рядом с фамилией ГРЕЙСОН и дверной замок тут же лязгнул. Я поймал дверь, взглянул на номер квартиры — 6В. Небольшой чистенький лифт бесшумно вознес меня на шестой этаж. Она уже ждала у раскрытой двери. Меня пронзила холодная стрела, точно мой желудок затеял азартную игру с сердцем. Описать внешность Эдвины Грейсон точнее всего можно было только одним словом — ого!

Начну снизу: белые туфельки на пробковой платформе, мускулистые, но стройные загорелые бедра — голые под чистенькими теннисными шортами, стянутыми на талии белым плетеным ремешком, гладкий загорелый голый животик, короткий свитерок белой шерсти, начинавшийся там, где руки переходят в плечи, и заканчивавшийся ровно под выдающейся вперед грудью.

— Мистер Чемберс?

— Да.

— Входите.

Она была смуглая, черные волосы уложены сзади в кольцо, вздернутый носик, чей кончик чуть шевелился когда она говорила. высокие скулы, подбородок с ямочкой, полные губы, нижняя чуть оттопыренная и влажная. И глаза. Глаза занимали чуть не половину лица. Огромные черные, миндалевидные, сияющие, смелые, властные… Они были широко посажены и в уголках чуть загнуты кверху; губы были темно-алые, ресницы густые и длинные. Беспокойные глаза, пронзительный, пожирающий взгляд.

— Вы сказали, что дело серьезное, мистер Чемберс.

— Я частный детектив.

— Вы сказали, что речь идет о мистере Вудварде.

— Он нанял меня вчера. В качестве телохранителя.

— Вчера?

— Перед тем… как его убили.

Она отвернулась, я же не спускал с неё глаз. Это было все равно что смотреть на сцену: каждое её движение было точно выверенным, грациозным па танцовщицы.

— Почему же вы пришли ко мне?

— Потому что, как я слышал, вы были друзьями, добрыми друзьями.

— Верно! — в её голосе прозвучал вызов. Она повернулась ко мне. — Я знала Адама Вудварда десять лет. Он был мне предан.

Я даже не пытался угадать её возраст. У Эдвины Грейсон — у всех Эдвин Грейсон — нет возраста. Я не раз видел её на сцене. Эта была актриса с большой буквы, великая актриса, красивая, раскованная, своенравная, презиравшая общественные условности нашего времени, живущая в собственном мире, устроенном по её разумению. Для неё не существовало никаких преград. Она сама устанавливала для себя правила. Ее имя было постоянно связано со скандалами, которые никогда, впрочем, не потрясали моральных устоев, а всегда оказывались довольно забавными, и она неизменно была выше пересудов и недомолвок — даже люди, падкие на скандалы, знали это. Но мне никогда не доводилось ничего слышать о её связи с Адамом Вудвардом.

Я предложил ей сигарету, которую она отвергла. Тогда я закурил сам и начал ходить по комнате. Комната была просторная, хорошо обставленная. Типично женская комната: белый ковер, голубые стены, серо-розовые портьеры под цвет мебели, мягкие, уютные и очень удобные посадочные места.

— Вы никогда не танцевали, мистер Чемберс?

— Нет.

— Мне нравится ваша походка.

— Это цитата?

— Простите?

— Нет, ничего.

Она приблизилась ко мне.

— Вы высокий красивый мужчина с романтической профессией. Готова поспорить, вы пользуетесь успехом у женщин.

— Есть немного.

Она тронула меня за руку.

— И такой сильный. — Ее длинные красные ногти впились мне в кожу. Я выпустил струю дыма ей в лицо. — Вам больно?

— Да.

— Тогда почему же вы не отойдете?

— Только не от вас, сестра.

— Сестра! — Она рассмеялась. Зубы у неё были белые, ровные и правильной формы. — Все что угодно — только не сестра-монашка. У меня возникло безумное желание, мистер Чемберс — поцеловать вас.

Ну и балерина!

— Шутите? — недоверчиво спросил я.

— А вы попробуйте.

— Как нибудь в другой раз.

Ногти впились глубже.

— Ну же!

— В другой раз! — я отбросил её ладонь и отошел.

— А знаете, я сама себе нравлюсь.

— Слушайте, леди, перестаньте. Я на работе.

— Да зачем вам?

Она на миг одержала надо мной верх.

— Он же был старик. Быстрая смерть. Так и должно быть. Я бы хотела так же умереть.

— Но ведь… его убили. Кто-то его убил. И должен ответить за это перед законом.

— Вы полицейский?

— Я частный детектив.

— Вы полицейский?

— Нет.

— Тогда надзор за исполнением законов — не ваша прерогатива. Зачем вы вообще занимаетесь этим?

— Он же нанял меня. В качестве телохранителя.

— Но раз он умер — раз его убили, вы оплошали. Нет правда, выходит, не такой-то вы умелый… — дерзкие глаза оглядели меня с ног до головы, носик напрягся, — …телохранитель. Моя интуиция подсказывает, что вы куда способнее в качестве… мужчины.

Когда имеешь дело с артисткой, оказываешься в другом мире.

— Леди, я бы попросил вас…

— Так почему вы этим занимаетесь?

Я зашагал по комнате. Потом затушил сигарету в пепельнице. Я излагал ей причины, которые, как мне казалось, она была способна понять. Я уже собрался встать перед ней на четвереньки. И даже попытался.

— Оплошал как телохранитель — возможно. Но у меня есть оправдание. Масса оправданий. Но давайте пока не будем об этом. Вы актриса. У вас есть профессиональная гордость. Не могу себя причислить к актерам, но и у меня есть профессия, как и у вас, и у меня тоже есть некая профессиональная гордость. Мистер Вудвард заплатил мне семьсот долларов. Возможно, для вас это мелочь, но неважно. Его убили и мне это не по душе. Вот я и хочу добраться до тех, кто его убил. Можете назвать это профессиональной гордостью. Мне наплевать, как вы это назовете. Но мне надо довести дело до конца.