Кровавый триптих - [40]

— Вы долго звоните, — заметила молодая особа.

— Ну, не преувеличивайте!

— Простите.

— Милая, если вы горничная, то будь я вашим хозяином, я бы вас немедленно уволил.

— Я не горничная.

— А я не ваш хозяин, — вздохнул я.

Малышка была одета в туго обтягивающий свитер-водолазку белого цвета, черную бархатную юбку, из под которой виднелись ножки в нейлоновых чулках и в черных кожаных туфельках на шпильках. Вместе с каблуками росту в ней было пять футов два дюйма, но выглядела она ужасно миленько. У неё были серебряные короткие волосы, нелепые черные очки в огромной оправе, живые голубые глаза, бледные щеки без тени макияжа, крошечный надутый ротик и всем своим видом эта особа словно хотела доказать, что она — воплощенная чопорность.

— Простите, вам кого? — спросила чопорная малютка.

— Я пришел к Полу Кингсли.

— Вам назначено?

— Разумеется.

— Как ваше имя?

— Питер Чемберс.

— Входите, пожалуйста.

Я очутился в квадратной прихожей с настенными бра и голубым ковром и последовал за ней, мягко ступая по ковру. Мы миновали арку, за которой оказался просторный холл — на полу все тот же голубой ковер, стены желтые, свет струился сверху от тяжелой люстры на толстой цепи. Холл был обставлен со вкусом подобранной современной светлой мебелью. Справа и слева располагались двери, а прямо в середине холла начиналась ведущая на второй этаж лестница, устланная, разумеется, голубым ковром. Она пошла к правой двери. У неё были тонкие изящные лодыжки, а бархат юбки соблазнительно обхватывал округлость зада. Она дважды постучала и обернулась. Впервые за все время её личико осветила улыбка, и от чопорности не осталось и следа.

— Когда он занят, то даже на стук не отвечает, — сказала она. Пройдите сюда, — с этими словами она указала пальчиком на вторую дверь. — Это что-то вроде приемной.

Она открыла левую дверь и на этот раз моя нога утонула в ковре, а глаза уперлись в темно-зеленые стены. Помещение освещалось лампами в кованых подставках, вокруг стояла темная резная мебель — комоды, шкафчики, масса стульев, — а в углу столик-бар с батареей бутылок. Мой взгляд, должно быть, слегка задержался на этикетках, потому что как только я взглянул на нее, она сказала:

— Угощайтесь!

— А вы?

— Если вы настаиваете, то немного брэнди.

— Я не настаиваю.

— Брэнди.

Льда я не нашел и сделал себе хайболл безо льда, а ей налил брэнди в широкий бокал.

— Я Марсия Кингсли, — представилась она.

— Жена Пола?

— Нет.

— Сестра?

— Нет.

— Но не мать же!

— Я сводная сестра. Меня удочерили родители Пола. Давно. Они уже умерли.

— Ясно. — Я прошелся по комнате. — И долго мне тут предстоит ждать?

— Он за вами придет, как только освободится. Мне нравится ваша походка.

— Простите?

— Она такая легкая, пружинистая.

— Это хорошо?

— О да! Вы похожи на тигра. А знаете, почему вы так долго стояли на улице под дверью?

— Почему же?

— Сегодня у горничной выходной. У нас есть и дворецкий. Но сегодня у него тоже выходной. По понедельникам, начиная с пяти вечера, все домашние собираются наверху. У Пола по понедельникам много разных посетителей, и мы не хотим болтаться под ногами. Он сам открывает дверь.

— Моего звонка он, видно, не расслышал?

— Иногда он бывает страшно занят и тогда ни на что не обращает внимания. Я к вам спустилась с третьего этажа.

— Спасибо. Я могу как-то вас отблагодарить — ну, походить перед вами пружинисто и легко как тигр?

— Сядьте.

Она села и я тоже сел, а когда уже почти совсем расслабился, она вдруг брякнула:

— А что вы думаете по поводу Адама Вудварда?

Этот вопрос заставил меня буквально выпрыгнуть со стула и я с трудом удержал в руках стакан. Я постарался скрыть свое изумление.

— Вудвард? — отозвался я как можно более спокойно, но слово прозвучало точно вороний крик. — А что?

— Он мертв.

— Адам Вудвард?

— Убит на улице. Из проезжающей машины.

— А вы откуда знаете?

— По радио и в теленовостях только об этом и говорят.

— Адам Вудвард, — задумчиво протянул я, усаживаясь обратно.

— Вы были с ним знакомы?

— Раз как-то встречался. А вы?

— О да! Чудесный был человек. Бедняжка Эдвина.

— Эдвина?

— Эдвина Грейсон.

— Танцовщица?

— Да-да.

— А какого хрена… Мм… простите… Какое отношение Эдвина Грейсон имеет к Адаму Вудварду?

— Надо думать, теперь по всему городу поползут сплетни…

— О чем?

— Об их отношениях.

— Каких?

Она отпила брэнди. Я уже успел составить о ней некоторое впечатление: ей двадцать шесть лет, окончила частную начальную школу, среднюю школу и колледж. Она обладала приятным глубоким голосом с немного горловым выговором, и в её манере говорить ощущалась та унаследованная культура, которая точно прилипает к человеку — так южный акцент не исчезает даже много спустя после того, как Южная Каролина остается в одних воспоминаниях детства.

— Они были очень долго знакомы… — начала она, но осеклась и по её решительному кивку головой я понял, что вдаваться в подробности она не намерена.

Я встал и долил виски в стакан.

— У Пола, я смотрю, дела идут неплохо. Хорошую берлогу он себе устроил.

— Этот особняк не его.

— А чей?

— Виктора Барри.

Имя показалось мне знакомым, но я не смог увязать его с кем-то определенным.

— Барри?

— Редактор «Буллетина».