Кровавый навет (Странная история дела Бейлиса) - [7]

3.

Николай Павлович, человек, который раздавал листовки на Андрюшиных похоронах, был арестован за нарушение общественного порядка. Он был членом и "Союза Русского Народа" и "Двуглавого Орла". Мы упоминаем о нем только потому, что ответ на его арест стал первым выстрелом начавшейся кампании, вылившейся впоследствии в дело Бейлиса.

Студент киевского университета, Владимир Голубев, сделал этот первый выстрел; он тоже был членом обоих союзов: Русского Народа и Двуглавого Орла, но к тому же он еще был и прирожденным вождем; Павлович вождем не был.

Голубев был красивым, девятнадцатилетним, неуравновешенным молодым человеком; он истерически верил в совершаемые евреями ритуальные убийства. Ему покровительствовал известный антисемит, демагог и депутат Думы, Замысловский один из обвинителей на суде Бейлиса.

Эти взаимоотношения Голубева и Замысловского очень важны, так как Замысловский был persona grata при министерстве юстиции в Петербурге, а министром юстиции был Щегловитов, имевший влияние на императора.

Благодаря этим высоким связям в столице, и также благодаря поддержке обоих союзов, членом которых он состоял, с их хулиганским прихвостнем - Черной Сотней - студент (18) Голубев, несмотря на свою молодость, был влиятельным лицом при киевской администрации.

Можно с уверенностью сказать, что Голубев был зачинщиком дела Бейлиса; однако обстоятельства, сделавшие это дело возможным, созданы были не им.

Арест Павловича немедленно вызвал протест Голубева - он созвал совет Союза Русского Народа и обратился с жалобой в Петербург.

Вначале все казалось, да и на самом деле было, бурей в стакане воды; никто не мог предположить, что центральная администрация вдруг вмешается в такой незначительный и ординарный местный инцидент.

Но так именно и случилось. Что же касается властного характера этого вмешательства, то о нем можно судить по той быстроте, с которой киевская администрация реагировала.

15-го апреля - в день, когда собрался совет Союза Русского Народа Павлович был освобожден. Киевская жандармерия,* ветвью которой является политическая полиция - Охрана - совместно с канцелярией прокурора, сообщили в Петербург, в департамент полиции и, одновременно, в министерство юстиции, что дело против Павловича прекращено.

Ничего особенно важного все еще не произошло; студент Голубев только показал киевской администрации кто он такой и что с ним надо считаться. Его организации продолжали свои обвинения в ритуальном убийстве. Однако судебное дело, связанное с таким обвинением, пока все еще являлось только фантазией кучки умалишенных.

4.

Мищук, глава киевской сыскной полиции (уголовной, не политической - не надо ее смешивать с жандармерией и Охраной) сразу же лично приступил к расследованию убийства Ющинского. Тогда листовки с обвинением в ритуальном убийстве еще не были распространены, и, во всяком случае, он никак не мог предвидеть, что эти листовки, вместе с (19) правительственной диверсией и обструкцией, повлекут за собой, для него, такие тяжелые неприятности.

Некоторые выводы Мищук мог бы и даже должен был сделать из своего разговора с Чаплинским, обер-прокурором киевской судебной палаты за несколько дней до неожиданного освобождения Павловича. Чаплинский, один из самых важных, власть имущих местных чиновников, предупредил Мищука, отвечая на его вопрос, будут ли Павлович и организация Двуглавого Орла привлечены к ответственности: "Всякий, кто столкнется с Черной Сотней, навлекает на себя неприятности: лучше сохранять с ними хорошие отношения - примите это к сведению".*

Чаплинский был известен как карьерист pur sang и оппортунист; поскольку он мог себе позволить иметь принципы, он был просто антисемитом, но он превращался в ярого антисемита, как только его принципы совпадали с продвижением по службе.

Будучи умнее Мищука, он решил принять выжидательную позицию, чтобы определить до каких пределов центральное правительство будет поддерживать Голубева. Приказ из Петербурга об освобождении Павловича был для него указанием, что местная пропаганда, обвиняющая евреев в ритуальном убийстве Ющинского, вызвала сочувственный интерес в самых высоких кругах.

Приказ пришел 15-го апреля, а 17-го апреля петербургская реакционная газета "Русское Знамя"** потребовала, чтобы евреи, убившие Ющинского для своих ритуальных потребностей, были найдены. А еще через день крайне правые депутаты внесли запрос в Думу с критикой правительства, за промедление в преследовании еврейских "виновников в киевском ритуальном убийстве".

Все эти сигналы насторожили Чаплинского в отношении важных, развертывающихся событий, таивших в себе большие для него возможности.

Таким образом, Чаплинский, подобострастно сотрудничая с министром юстиции Щегловитовым (центральной фигурой в высших правительственных кругах) становился ведущей фигурой киевской конспирации.

(20) Не обращая внимания на предупреждения, не замечая тревожных сигналов, Мищук честно исполнял свою работу: его подозрения падали на Андрюшину семью, по внешним своим признакам спокойную и честную, и на Веру Чеберяк, мать Андрюшиного друга, женщину с плохой репутацией.