«Кровавый карлик» против Вождя народов. Заговор Ежова - [4]

Слабой стороной этой версии является то, что жертвы указанных процессов 1935–1937 гг. — троцкисты, зиновьевцы и правые — никак не попадают под категорию «промышленников, торговцев, бывших дворян и попов, кулаков и подкулачников, бывших белых офицеров и урядников, бывших полицейских и жандармов», указанных как целевая группа в 1933 г. Вовсе не чуждое социальное происхождение инкриминировалось подсудимым на этих процессах. Иными словами, нет объяснения того, почему репрессии затронули и представителей тех социальных групп, которые пострадали от политики советской власти, и руководство ВКП(б).

В рамках концепции тоталитаризма, по сути, работает и такой видный исследователь, как О. Хлевнюк. Он считает, что, «справедливо отвергая апологию террора, многие антисталинисты нередко впадают в другую крайность. Не желая ничего объяснять, они рассматривают любые попытки понять причины репрессий как стремление оправдать их. Но поскольку известные факты террора приходится как-то истолковывать, постольку все сводится к размышлениям о психической неполноценности Сталина, палаческой натуре вождя и его соратников, к общим замечаниям о тоталитарной природе режима» [104, с. 193] и т. п.

Он спорит с публицистическими версиями, в основе которых лежит концепция, объясняющая драматические события особенностями личности тирана Сталина, который был гениальным злодеем. В отечественной историографии эта версия лучше всего изложена Д. Волкогоновым, сформулировавшим тезис о «цезаристском» характере режима личной власти Сталина [46, с. 353]. Действительно, личная власть Сталина укрепилась в ходе «большой чистки». Но при внешней убедительности этой версии она практически игнорирует, что террор имел ясно выраженный социальный аспект — в конце 30-х произошла ротация властной элиты.

В целом исследование Хлевнюка опирается на концепцию тоталитаризма. «Факторы, предопределившие «большой террор», — считает он, — условно можно разделить на две группы. Первая — это общие причины, по которым террор и насилие в более мягких формах были главным оружием государства на протяжении всего советского периода, и особенно в 30–50-е годы. По этому вопросу в литературе существует большое количество соображений, развивающих теорию «перманентной чистки», согласно которой постоянные репрессии были необходимым условием жизнеспособности советского режима, как и всякого другого режима подобного типа» [104, с. 198]. Исследователи отмечают, что репрессии, «подсистема страха» выполняли многочисленные функции. Одна из главных — удержание в повиновении общества, подавление инакомыслия и оппозиционности, укрепление единоличной власти вождя. Кампании против вредителей и «переродившихся» чиновников были также достаточно эффективным методом манипулирования общественным сознанием по принципу: все хорошее — от партии и вождя; все плохое — от врагов и «разложившихся» местных руководителей. Репрессии и насилие можно рассматривать как необходимое условие функционирования советской экономики, основу которой составляло прямое принуждение к труду, дополнявшееся на отдельных этапах широкомасштабной эксплуатацией заключенных. Перечень подобных наблюдений можно продолжать. Каждая из террористических акций, включая массовые репрессии 1937–1938 гг., в той или иной мере выполняла эти общие функции.

Хлевнюк считает, что в принципе «такова природа любого насилия. Однажды прибегнув к нему, уже трудно остановиться. Произвол порождает противодействие и ненависть, и, чтобы удержаться у власти, диктатура прибегает к более жестокому террору». Однако, считает исследователь, выяснение общих причин существования террора как основополагающего элемента диктаторского режима не исключает необходимости конкретизации этих причин применительно к отдельным периодам советской истории.

Полемизируя со сторонниками концепции «высокой степени автономности и бесконтрольности местной репрессивной инициативы» (см. ниже), он настаивает на том, что «чистка» 1937–1938 гг. была целенаправленной операцией, спланированной в масштабах государства». Основной целью этой политики он считает «ликвидацию «пятой колонны» (миллионы и миллионы обиженных политикой власти в предыдущий период)» [104, с. 198].

С точки зрения Хлевнюка, можно утверждать, что «чистка» 1937–1938 гг. была целенаправленной операцией, спланированной в масштабах государства. Она проводилась под контролем и по инициативе высшего руководства СССР. Решения о начале террора были санкционированы и утверждены Политбюро. Исследователь имеет в виду постановление от 2 июля 1937 года и приказ № 00447 от 31 июля 1937 года, постановление от 31 января 1938 года и другие документы.

Опираясь на концепцию Хлевнюка, Н. Петров и М. Янсен выступили с работой «Сталинский питомец» — Николай Ежов». В исследовании описывается содержание приказа № 00447 о репрессировании антисоветских элементов. Всего приказ установил, что должно быть осуждено 75 950 человек по 1-й категории (к ВМН) и 193 000 — по 2-й категории (к 10 годам лишения свободы). Для каждого региона был установлен свой лимит, в рамках которого должна была действовать тройка. Председателем тройки был региональный руководитель НКВД, в тройку входили представители партийных органов. Решения тройки носили внесудебный характер и обжалованию не подлежали.