Кровавый источник - [8]

— Нет, — опустил глаза Гена — не выносил, когда на него смотрели, подозревая во лжи. — Но я знаю точно, — твердо заявил он.

Лицо шефа помрачнело. Он задумался, а потом спросил:

— Зачем, по-твоему, он это сделал?

— Хотел нас припугнуть. — Гена сам не знал, как у него вырвалось такое.

— Каким образом?

— Поэт был его старым, школьным другом.

— Да, я что-то слышал об этом, — припомнил шеф.

— Стар как бы показал нам: вот, смотрите — я могу расправиться даже с близким мне человеком, а значит, способен на все.

— Не лишено смысла, — согласился шеф. — Вполне допускаю, что у нашего друга синдром Иеффая. Древний герой запугал врагов тем, что принес в жертву собственную дочь. — Шеф любил углубляться в иудейские древности, но рассказ на библейские темы закончил прозаично: — Не верю, Гена. У меня с ним пакт о ненападении.

— Мало ли примеров в истории, — пожал плечами Балуев.

Шеф не желал больше говорить на эту тему. Аудиенция была закончена. Гена направился к двери, и в спину ему прозвучало:

— Кристине — ни слова об убийстве Кулибина. Она ничего не должна знать.

— Хорошо, — пообещал помощник, удивленный даже не тем, что это, оказывается, тайна, сколько тем, что шеф помнит фамилию поэта.

— Геннадий Сергеевич, прибыли! — Шофер улыбнулся: сам, мол, спишь, а меня ругаешь!

Он настолько ушел в себя, что не заметил, как они приехали и с минуту простояли перед домом Кристины.

Венгрия

1996 год, весна

В Венгрию весна приходит куда раньше, чем на древнюю, историческую родину мадьяр. Они были не дураки, эти древние венгры, когда тысячу лет назад покинули Урал и потопали в Центральную Европу.

Владимир Евгеньевич Мишкольц сидел на крыльце своего «замка» с красной черепичной крышей, наслаждался ласковым солнцем и вдыхал полной грудью аромат степных трав. Он проснулся еще затемно. Накормил лошадей. Разбудил Шандора, то есть своего пятнадцатилетнего сына Сашку. Они собрались сегодня в путешествие. Программа намечалась интересная. Во-первых, встретить рассвет над озером. Во-вторых, отобедать в старинной корчме. Такую корчму когда-то содержали предки Мишкольца. В-третьих, заночевать в замке вампирши графини Эржбеты Батори. Эти места славятся своими вампирами.

Наталья Максимовна, жена Мишкольца, не была сторонницей подобных мероприятий. Она начала ворчать загодя, когда ее попросили выстирать подобающую случаю экипировку — одежду чикоши, венгерских гайдуков.

Наташа ворчала каждый раз, когда он приезжал. Для него у нее не было ласковых слов. Такой вздорной бабой она была всегда, сколько он ее помнил. И, если бы не жгучая привязанность к сыну, век бы ее не видел.

Живя уже почти шесть лет в Венгрии, она никак не могла привыкнуть к этой стране и к этим людям. Не выносила языка и обычаев. Сашка же наперекор ей становился с каждым годом все большим мадьяром. Овладел языком, постигал азы сельской жизни. Мишкольц мечтал видеть своего сына венгерским помещиком. Не жалел для этого никаких средств. Скупал земли в округе и породистых лошадей. Шандор не на шутку был увлечен лошадьми. Да, такое не снилось предкам Владимира Евгеньевича, бедным евреям — шинкарям, триста лет обитавшим в этих краях, пока кто-то из местных графов в конце прошлого столетия не распорядился очистить землю от племени Иуды.

Не снилось такое и отцу Владимира Евгеньевича, преподавателю истории, смутившему некогда покой юноши рассказами о Венгрии. Отец желал одного — чтобы Володя получил высшее образование и стал интеллигентным человеком. Володя же с самого раннего возраста стремился хорошо заработать, чтобы купить дом в степях Альфельда. Он, правда, поступил в университет, но проучился недолго. Вскоре оказался за решеткой, как валютчик и спекулянт. К тому же выяснилось, что у Володи растет сын, прижитый от малограмотной девицы, работающей уборщицей в папином институте. Сердце отца не вынесло такого удара, а Вододя только через три года смог прийти на его могилу, когда попал под амнистию.

Не снилось такое и матери Владимира Евгеньевича, урожденной Тенишевой, из старинного русского дворянского рода. Володя с детства был больше привязан к матери, чем к отцу. Относился к ней трепетно. Но, когда вышел из тюрьмы, чуть не довел ее до инсульта. Володя сделал обрезание. Володя стал правоверным иудеем, хотя отец всю жизнь высмеивал любые предрассудки, а мать в тайне от отца держала в доме иконы. Разрыв отношений между матерью и сыном был тяжелым ударом для обоих.

Он снял комнату. Восстановился в университете, но так его и не закончил. Мешали дела. С валютой он завязал, зато увлекся драгоценными камнями. Дела шли в гору. Прекрасные знания в этой области и врожденная предприимчивость позволили ему за несколько лет сколотить огромное состояние. Ему принадлежал первый в городе частный ювелирный магазин. Правда, мало кто об этом знал, потому что магазин открылся под вывеской одной солидной фирмы, то есть «под крышей», как это принято называть.

«Крышу» долго выбирать не пришлось. Мишкольц знал, в каком районе он покупает магазин и кто хозяин этого района. И пошел он не в райисполком, а в казино.

Кручинина, или, попросту, Кручу, он никогда раньше не видел, но сталкивался кое с кем из его команды. Лицо у хозяина было скорее отталкивающее, чем симпатичное. Бегающие поросячьи глазки, приплюснутый мелкий нос, затерявшийся в толстых щеках, два ряда золотых зубов. Круча долго и внимательно рассматривал «красавчика». Было на что посмотреть. Высокий, спортивного телосложения, светло-русые волосы и при этом смоляные брови и большие темно-карие глаза. Кожа бархатистая, девичья. Пунцовый, чуть обиженный рот.