Кровавый глаз - [121]

Я проклял сучек норн. Если бы не эти англичане, то я набрал бы людей, пустился бы на «Змее» в погоню за Эльдредом и настиг бы его в сером море. Там он и встретил бы свою смерть. Я бросил бы его тело на корм рыбам. Но теперь об этом нечего было и думать, ибо Гунвальд и еще трое угрюмых воинов направлялись к нам с мечами в руках.

— Леди Кинетрит, у нас есть приказ. Этого норвежца нельзя оставить в живых.

Гунвальд опустился на корточки перед Кинетрит и начал освобождать ее от пут. Остальные тем временем приготовились расправиться со мной.

— Ты ни в чем не виноват, Гунвальд, — сказала Кинетрит, поднимаясь на ноги и растирая красные, распухшие запястья. — Хотя нет ничего удивительного в том, что мой отец не взял тебя с собой. Ему нужны люди, способные мыслить самостоятельно, а не черви, пугающиеся собственной тени.

Гунвальд никак не отреагировал на оскорбление, хотя оно, конечно же, больно задело его гордость.

— Возвращайся в отцовский дом, девочка, — сказал он без должного почтения. — Будь рада тому, что я пошлю с тобой одного из своих людей. Ступай. Хотя, если хочешь, можешь остаться и посмотреть, как мы вспорем брюхо этому псу, — продолжал Гунвальд, поворачиваясь ко мне.

Я стал вырываться, пытался освободиться от веревок, стянувших мои запястья. Сердце стиснул леденящий ужас. Мне предстояло умереть бесчестной смертью, безоружным, не замеченным черными девами Одина.

Я испугался так, как никогда в жизни, попытался скрыть свой страх и стал выкрикивать оскорбления тем, кто собрался меня убить:

— Дети валлийских шлюх! Свиные рыла! Псы и ублюдки!

Я уже собрался умереть, но тут Кинетрит с криком бросилась Гунвальду на шею. Он не отпихнул ее, потому что почувствовал под кадыком лезвие маленького острого ножа, которым девушка пользовалась при еде.

— Отойдите от него! — крикнула она уэссекским воинам. — Иначе я перережу Гунвальду глотку! Назад!

Все застыли на месте.

— Осторожнее, Кинетрит, — сказал я, увидев кровь на шее Гунвальда. — Не прикончи его до того, как я освобожусь.

— Назад! — снова вскрикнула Кинетрит, и на этот раз воины попятились, поднимая руки. — Гунвальд, брось свой нож Ворону.

— Обезумевшая сучка! — сдавленно прохрипел тот. — Можешь считать себя трупом, подлая шлюха!

— Брось Ворону нож! — крикнула она. — Повторять я не буду!

Гунвальд вынул из ножен длинный нож и швырнул его на гальку. Я неуклюже подполз, перерезал веревки и занял место Кинетрит. Лезвие уткнулось в горло Гунвальда. Другой рукой я обхватил его грудь и даже сквозь кожаные доспехи чувствовал, как он дрожал.

— Забери у него меч, Кинетрит, — сказал я.

Она выполнила мою просьбу. Ей пришлось приложить усилие, чтобы убрать меч Гунвальда в мои ножны, потому что лезвие оказалось чуть шире. Затем Кинетрит подобрала два копья и мой меч, лежавшие на камне у шатров, и встала рядом со мной. Она стиснула оружие с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Ну что, норвежец, ты собираешься стоять так до Судного дня? — насмешливо спросил Херерик.

Уродливое лицо этого типа было изрыто оспой. Мне очень хотелось его убить.

— Не сомневайся, я с удовольствием посмотрю на это, — продолжил он. — Ты устанешь, и мы вывалим твои внутренности на гальку, на корм чайкам. Да и твои тоже, сучка, — добавил Херерик, обращаясь к Кинетрит.

— Но только после того, как затрахаем тебя до смерти! — с детской улыбкой воскликнул еще один воин.

Судя по виду, он был здесь самым молодым. Парень посмотрел на своих товарищей, ожидая одобрения, но те не обратили на него внимания.

— Бросьте свои мечи, — сказал я и приподнял ножом подбородок Гунвальда.

— Не делайте этого, ребята, — сквозь стиснутые зубы пробормотал тот, стараясь совладать с собой, ибо все остальные увидели ужас, проступивший у него на лице.

— Англичанин, ты хочешь, чтобы я перерезал тебе глотку? — прошипел я.

— Ты этого не сделаешь, — ответил за своего предводителя Херерик, качая лысой головой. — Ты сам прекрасно понимаешь, что мы в этом случае сделаем с твоей сучкой. Или же надеешься выстоять один против двенадцати?

Кто-то презрительно рассмеялся, другие разразились угрозами и оскорблениями. У всех чесались руки разрубить меня на кусочки.

Так мы и ждали. Уэссексцы не нападали на меня из страха, что я убью Гунвальда. Однако они понимали, что все равно получат свое. Это был лишь вопрос времени.

«Некоторые получат даже больше, — мысленно пообещал себе я. — Они умрут».

Солнце уже опалило небо оранжево-красным багрянцем. Оно скатывалось к морским волнам, когда уэссексцы наконец начали проявлять беспокойство. Моя рука, державшая нож у горла Гунвальда, горела. Прежде я не видел другого выхода, теперь по лицам некоторых воинов чувствовал, что они теряли терпение и готовы были броситься на меня, несмотря на то что это означало бы смерть Гунвальда. Как-то Бьярни сказал мне, что скука способна убить человека. Я вспомнил его слова и мрачно усмехнулся. Сейчас Гунвальду предстояло погибнуть, стать жертвой скуки.

Кинетрит вонзила мой меч в песок, чтобы можно было быстро его выхватить. Она по-прежнему крепко сжимала копья и настороженно наблюдала за воинами.

«Мой сокол», — подумал я.