Кровавый апельсин - [33]

– Стейк, наверное. Обжаренный с обеих сторон, – отвечаю я.

– Я тоже. Отличная мысль! Нужно красное заказать. – Мадлен снова углубляется в меню.

Я открываю блокнот на не залитой вином странице и снова пишу дату и заголовок.

– Мадлен, вы же понимаете, мы здесь, чтобы обсудить состояние вашего дела и ваше заявление на предстоящем слушании.

Не отрываясь от меню, Мадлен кивает и жестом подзывает официанта.

– Бутылку «Шатонеф-дю-Пап», – говорит Мадлен, показывая список красных вин в лежащем перед ней меню.

Официант записывает заказ. Судя по выражению лица, Мадлен его впечатлила. Я снова гадаю, кто заплатит за этот ланч, но большой глоток совиньона смывает опасения и дарит прилив смелости. Это я провожу встречу и верховодить Мадлен больше не позволю. Я беру инициативу в свои руки.

– Мадлен, я вправду должна задать вашим несколько вопросов. Нам нужно разобраться в ваших отношениях с мужем, – заявляю я.

Радостного оживления как ни бывало – Мадлен прижимает ладони ко рту. По лицу у нее расползается румянец.

– Простите, но выбора действительно нет. По вашим словам, последнее, что вы помните о воскресном вечере, – заявление мужа о том, что он хочет вас оставить. Это верно?

Мадлен собирается ответить, когда официант приносит заказанное ею красное вино. Начинается целое шоу с рассказом-показом-разливанием, и Маделен, снова сама уравновешенность, берет чистый бокал, кружит в нем вино и одобрительно кивает. Официант доливает вина Мадлен и наполняет бокал мне. Я хочу сказать, что пить больше не буду, но тут появляется другой официант с блокнотом и спрашивает, какую еду мы закажем.

– Нам обеим стейки, пожалуйста, – отвечает Мадлен. – Средней прожарки. К ним зеленый салат. Хорошо, Элисон?

Я улыбаюсь и киваю. Ну и встреча у нас! Всем моим стараниям вопреки у руля Маргарет. Она жестом показывает на вино, словно предлагая попробовать, и я, смирившись, так и делаю. Вино божественное, куда лучше совиньона, который я только что пила. Оно мягче, выдержаннее. Терпкий аромат успокаивает – досадно, что мы дела не касаемся, но Мадлен такая хрупкая и нервная, что трудно ее не жалеть. Пиджак на ней явно дизайнерский, но на плечах болтается. Кашне, которое я заметила еще в кабинете у Патрика, отвисло, обнажив жилистую шею. В зеркале за спиной у Мадлен мое лицо кажется чуть ли не в два раза шире, чем ее. Я снова прикладываюсь к своему бокалу.

– Элисон, мне так не хочется говорить с вами об этом, – признается Мадлен. – Мне хочется просто насладиться ланчем.

– Понимаю, но мне нужно получить от вас показания, чтобы оказать вам грамотную помощь. Мадлен, за убийство вам грозит пожизненное, – поясняю я, наклонившись к ней через стол. – Возможно, нам удастся подать преступление как менее тяжкое и добиться смягчения приговора.

На миг Мадлен прячет лицо в ладонях, потом опускает руки и вскидывает подбородок. Она собирается заговорить, но тут официант подает нам стейки, ставит их на стол, потом уходит и возвращается с салатом и двумя острыми ножами. Я надрезаю свой стейк – на тарелку выливается лужица крови. Это не средняя обжарка – практически сырое, темно-красное мясо блестит в свете ламп, из-под коричневой корочки брызжет желтый жир. Я отправляю кусочек в рот, прожевываю, глотаю. Мадлен на свою порцию даже не взглянула. Бокал у нее опустел, она подливает себе красного. Я собираюсь сказать… хоть что-нибудь, дабы вернуть ее к обсуждению дела, но Мадлен начинает говорить сама:

– Даже не знаю, когда все пошло наперекосяк. То есть… понимаю, вы думаете о тех таблетках. Я же видела, какое лицо у вас было, когда я о них рассказывала.

– Простите, я не хотела… – лепечу я.

– Ну конечно, нет. Но, как я говорила в тот раз, стороннему наблюдателю понять сложно. Эдвин всегда умел принимать оптимальные решения. Особенно поначалу… – говорит Мадлен, глядя мне за плечо. Я продолжаю отрезать, прожевывать, глотать, только бы не нарушать ее спокойствие. – Он частенько перегибал палку и все решал за нас. За меня. И я не возражала, даже с облегчением вздохнула: кто-то наконец взял все под контроль. Я очень любила его, очень хотела сделать счастливым. Делать его счастливым получалось не всегда. Я частенько прокалывалась. – Мадлен снова делает паузу и пьет вино.

– В каком смысле прокалывалась? – уточняю я, когда пауза затягивается.

– Я не умела нормально готовить. Я плохо заботилась о его клиентах. Я даже себя правильно подать не могла. Наверное, я была слишком молода и не понимала, что требуется и что для меня это работа так же, как для Эдвина. Как его продолжению, мне следовало стараться, иначе я его подводила.

– Когда вы его подводили, что-нибудь случалось? – спрашиваю я.

– Эдвин очень сердился… Но опять-таки по моей вине. Я злоупотребляла его терпением – плохо готовила, плохо одевалась. Неудивительно, что он сердился. И я на его месте сердилась бы.

– Мадлен, а когда Эдвин сердился… что он делал? – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно и ровно.

Мадлен поднимает левую руку и поворачивает ладонью ко мне. Лишь посмотрев на нее пару секунд, я догадываюсь, что́ она мне показывает. Левый мизинец выгнут, как коготь.