Кровавые сны владык - [5]

Дивиан кивнул и вышел.

За проведенные в Жако дни Мартус уже успел сделать многое — он помог нынешнему главе гильдии воров в борьбе за место, одновременно подсадив хитрого ублюдка на «алку», и теперь вертел им и его людьми как хотел. Сам он полностью избавился от пагубного пристрастия и теперь с содроганием смотрел на то, что раньше приносило только радость.

У него были договоренности с гильдией нищих и гильдией убийц, он прикормил нескольких сотников из гарнизона Жако и в своем квартале мог делать все, что угодно, не забывая отстегивать кому надо.

А еще он отыскал пару десятков юнцов, восхищенных тем, что Мартус, пусть тайно, но откровенно говорил им — и только им! — о том, что кочевников и варваров надо резать и вешать на деревьях.

Дивиан ходил целый день.

За это время Мартус успел вызвать плотника, а тот — отодрать доски от нескольких окон, распахнуть скрипящие ставни и впустить в затхлую залу свежего воздуха. Четверо мальчишек, каждый из которых был уверен, что вскоре именно он станет правой рукой Мартуса в борьбе против ненасытной Орды, сняли остатки гобеленов со стен.

Затем они натаскали воды из Гаро и намыли полы, сходили на рынок и купили полторы сотни свечей.

Потом пришел вечер, а Дивиан так и не вернулся, наступила ночь, и недовольный Мартус уснул на широкой кровати бывшего хозяина.

Дивиана не было и на следующее утро, и к обеду он не пришел, и Мартус начал подумывать, что дело обернулось плохо — в Жако у него были враги, и со старых времен, и новые, и они могли знать, кто служит Рамену.

Бывший герой Арены объявился только ближе к вечеру: он был изможден, но доволен, а едва войдя в зал, выглядевший не так, как вчера, он решительно заявил сидевшему в кресле Рамену:

— Это ведьма. Настоящий мастер в том, что касается заклинаний.

— Ты дурак? — поинтересовался Мартус. — Тебя не было два дня, а когда ты вернулся, то сделал это только для того, чтобы сказать, что нашел ведьму? Какую-то старуху, которая только и умеет, что красть детей, привораживать мужиков и наводить порчу?

— Я не помешала?

Мартус Рамен повернулся к двери и удивленно хмыкнул.

В дверном проеме стояла худощавая, но полногрудая женщина лет тридцати в роскошном черном платье. Оно скрывало ноги до самого пола, зато вверху открывало достаточно, чтобы притягивать глаз. У нее были пепельные волосы и серые глаза, а в ладошках у гостьи сидел скелет котенка, и он выгибался, словно живое существо, и даже вроде мурлыкал.

— Я правильно понимаю, что тебе нужен маг? — поинтересовалась женщина.

— Да, — кивнул Мартус.

— А зачем?

— Это так важно?

— Да, — сказала ведьма, проходя в зал, и маленький скелет растворился в воздухе. — Я буду работать на того, с кем у нас общие враги.

— А кто твои враги? — спросил Мартус, понимая, что Дивиан совершил почти невозможное.

Перед ним стоял высококлассный чародей, и он был женщиной.

— Орда.

— Как и мои, — сказал он.

— Тогда тебе понравится то, что я предложу. — Ведьма скользнула ближе, и на лице ее появилась кровожадная улыбка. — Потому что я ясно вижу, как именно мы можем помочь друг другу.

Мартус Рамен чувствовал себя странно, но очень хорошо.

Он почему-то знал, что это не результат действия приворотного зелья или какой-то магии. Он чувствовал, что эта женщина — загадочная и мрачная, но при этом такая притягательная, войдет в его жизнь и изменит ее навсегда.

Дайрут

Отблеск факела на лезвии, мерзкий скрежещущий звук — и сразу жуткая боль. Ощущение неправильности, но не в том, что происходит здесь и сейчас, а словно весь мир стал иным, неприятным и чужим.

Второй удар топора был сходен с взмахом ножа в руках искусного лекаря — Дайрут излечился от своего душевного недуга и необычайно остро и четко осознал происходящее вокруг. Силы оставили его — он давно не ел, а наручи, позволявшие хану держаться, вместе с руками отделились от тела и существовали самостоятельно.

Дайрут не мог пошевелиться, сказать слово — у него не было сил даже на то, чтобы полностью почувствовать боль.

Хотя возможно дело было в том, что, когда воин получает тяжелую рану, он может некоторое время продолжать сражаться, даже не замечая ее. Дайрут не раз видел подобное на поле боя.

Но когда Коренмай двинул его сапогом в бок и прижал горящий факел к первой культе, хан скрипнул зубами — он все-таки чувствовал боль. Второй обрубок он решил защитить — но безрукий и обессиленный не сумел оказать сопротивления и был побежден тем, кто даже не заметил этой жалкой попытки бунта.

Дайруту стало больно.

В его руки, которых больше не было, словно вцепился острыми клыками дикий зверь. Он терзал ладони, запястья, он скрипел зубами о суставы локтей, и от понимания того, что его не скинуть, не избавиться, потому что рук-то на самом деле уже нет, Дайруту стало мучительно жаль себя.

— Убейте меня, — одними губами прошептал он, однако его не услышали.

Потом он потерял сознание, а когда очнулся, то над ним шел спор: бывшая королева Дораса на ломаном языке кочевников доказывала, что его друзьям ничего без нее не сделать, а они спорили — но больше для вида, это Дайрут видел точно.

— Предатели, добейте меня, — прошептал он, но его никто не услышал.