Кровавые лепестки - [140]

— Вам, вероятно, было очень горько потерять брата?

— Это случилось давно. А кроме того, считаю, что каждый человек должен иметь четкую позицию, знать, с кем он. Никто не может оставаться в стороне.

В любой борьбе, как на войне, есть победители и побежденные, причем и те и другие несут потери.

— Вы, видать, большой специалист по части борьбы.

— Достаточно обладать здравым смыслом.

— Скажите, отчего вы оставили Сириану?

— Меня оттуда попросили.

— Из-за чего?

— За участие в стачке.

— Ах вот оно что! И кто же там был ректором?

— Чуи.

— Это что же, покойный управляющий пивоваренной фабрики «Тенгета»?

— Он самый.

— Понятно. И вы, должно быть, снова испытали, горечь потери?

— Не понимаю, к чему вы клоните.

— Сядьте, мистер Карега. Я не стану от вас ничего скрывать. Давайте еще раз рассмотрим случившееся. Трое управляющих сгорели заживо в доме женщины, которая — ни для кого не секрет — весьма неравнодушна к вам. Вы главарь… то есть, я хотел сказать, генеральный секретарь союза, добивавшегося увеличения заработной платы рабочим. Управляющие встречаются, чтобы обсудить ваши требования, и приходят к выводу, что они чрезмерны. Вас предупреждают, что в случае забастовки все зачинщики будут уволены и на их место наймут других. В ту же ночь все управляющие гибнут. Я полицейский следователь и в отличие от судей исхожу из предположения, что любой человек может быть виновным, даже я сам.

— Повторяю: ту ночь я провел на заседании исполкома, мы разрабатывали тактику будущей забастовки.

— Конечно, конечно. Я ведь ничего не утверждаю. Я действую, как врач, ставящий диагноз, — методом исключения. Еще один вопрос, если позволите. Когда-то вы учительствовали в местной школе?

— Да.

— И внезапно оставили преподавание?

— Меня заставили уйти.

— Кто?

— Мзиго.

— Тот самый, что погиб?..

— Зачем спрашивать, вы же сами знаете…

— Хочу удостовериться, что мы говорим об одном и том же человеке. Расскажите-ка о своих отношениях с Ванджей.

— Я был близок с ней… в прошлом.

— А после вашего весьма неожиданного возвращения сердечные отношения между вами не возобновились?

— Нет, наши пути разошлись.

— И вы ни разу не встретились?

Карега заколебался.

— Нет. За прошедшие два года ни разу.

— Понятно. Теперь, с вашего разрешения, давайте кое-что послушаем.

Следователь подошел к стене и нажал на кнопку. Включился магнитофон. Карега услышал собственный голос — выступление на последнем заседании исполкома союза: «…Мы закладываем основы нового мира…»

— Что?.. Какая наглость!.. — Карега был потрясен. Кто же его предал? Годфри жестом велел ему замолчать и выключил запись.

— Видите, мистер Карега, у нас свои методы работы. — Внезапно следователь ударил кулаком по столу и воззрился на Карегу, точно гипнотизируя его. — Выкладывайте! Кто убил Кимерию, Мзиго и Чуи? Кто отдал приказ?

— Вы как будто сказали, что у вас свои методы работы, — язвительно произнес Карега, нащупав слабое место следователя.

На протяжении последующих восьми дней они играли в эту игру. Иногда двое суток кряду Карегу не выпускали из камеры, затем инспектор Годфри вызывал его и засыпал вопросами вперемежку с угрозами; он высмеивал наивную веру Кареги в тред-юнионизм, порою набрасывался на него с площадной бранью. На десятый день следователе сам явился в камеру. Он злорадно ухмылялся.

— Мистер Карега…

— Послушайте, мне все это надоело. Держите меня здесь уже которую неделю, заставляете отвечать на одни и те же дурацкие вопросы. Я сказал вам, что ничего не знаю о поджоге. Не стану притворяться, будто несчастный случай вызвал во мне скорбь, печаль или что-нибудь в этом роде. Я только опасался, как бы вы вместе с предпринимателями не воспользовались этим предлогом для разгрома союза. Но я не имею к пожару никакого отношения; я не верю в индивидуальный террор. В стране множество кимерий и чуй. Все они — порождение системы, так же как и пролетариат. Сама общественная формация нуждается в замене… только рабочие и крестьяне Кении способны справиться с этой задачей.

— Прекрасно сказано, мистер Карега. Посмотрим, как вы потом запоете. У меня осталось всего два или три вопроса. Ответьте правдиво, и я оставлю вас пока в покое — слово чести. Вы утверждали, что за два года фактически ни разу не виделись с Ванджей.

— Верно, если не считать первого вечера.

— Вам, конечно, известно — тут нет особой тайны, — что она состояла в связи со всеми тремя управляющими?

— Кто этого не знал?

— Итак, вы ни разу не встречались?

— Ни разу.

— В том числе и тайком?

— Да.

— А в доме Нжугуны… после гибели адвоката?

— Да, но это нельзя назвать встречей.

— Вы были знакомы с адвокатом?

— Да.

— Вы, наверно, испытали… впрочем, это не имеет значения. Итак, мистер Карега, я хочу освежить в вашей памяти одно событие. За неделю до пожара вы разве не побывали у Ванджи?

Карега, поколебавшись, ответил:

— Да.

— Почему вы это утаили?

— Это не относится к делу.

— Отчего же?

— Встреча носила сугубо личный характер.

— О чем вы говорили в ту ночь?

— Я же сказал, что встреча носила личный характер.

— А других свиданий не забыли?

— Других не было.

— И вы хотите, чтобы я вам поверил?

— Это ваше дело — верить или не верить.