Кровавая карусель - [7]

Кончился третий день его позора, нежданно превратившегося в кратковременный триумф. И снова он в стенах Ньюгейтской тюрьмы, где ему надлежало пробыть неизвестно сколько лет.

Но судьба не оставила Дефо и в этот раз. Успех его «Гимна» и то, как встретила публика автора, выставленного у позорного столба, говорили о том, что перо такого публициста, его острую наблюдательность стоит использовать на службе правительству. Во всяком случае так думал Роберт Харли, ловкий политик, решивший воспользоваться талантами Дефо в собственных целях. Вскоре Дефо оказался на свободе.

В благодарственном письме своему благодетелю Дефо обещал служить ему верой и правдой всю жизнь. Себе же он дал другую клятву — примириться с власть предержащими, служить тем, на чьей стороне сегодня сила. К этому его побуждали страх, пережитый в ньюгейтском аду, и воспоминания о том ужасе, который он испытал при виде голов казненных на воротах Темпл-бар.

Ярмарка в Тайберне, или конец лондонского бандита

Зрелища и жестокость

Лондонцы любили развлекаться. В этом легко убедиться, если заглянуть в книгу «Пробный камень, или Опыты о важнейших увеселениях Лондона», изданную в 1728 году. Чего только ни встретишь здесь, с какими публичными зрелищами ни знакомил этот путеводитель своих читателей!

Из театров тогда самым популярным был Линколнс-инн-филдс на Портюгел-роу. Его многолетний руководитель Джон Рич, сам актер, отличался умением заполучить талантливых исполнителей; у него начинали многие будущие знаменитости, получая за вечер несколько шиллингов. Именно столько, например, зарабатывала Лавиния Фентон, прославившаяся исполнением роли Полли Пичум в знаменитой «Опере нищего» Джона Гея. Эта пьеса, основанная на всем известных (и не известных) фактах из жизни лондонского дна, взбудоражила весь город. Спектакль, поставленный впервые в 1728 году, стал неожиданной новинкой и шел в тот год 62 вечера подряд, что было рекордным тогда. Постановка эта, кстати говоря, решила судьбу Лавинии Фентон. Красивая, великолепно игравшая свою роль, она навсегда покорила сердце герцога Болтона, увидевшего ее на сцене. С этого момента актриса (а по закону актеры все еще приравнивались к «мошенникам и бродягам») стала получать от своего покровителя 400 фунтов в год на содержание (при доходе преуспевающего предпринимателя 280–300 фунтов).

Позже она стала женой герцога, и знаменитый Хогарт увековечил ее на своей картине.

Театр на Портюгел-роу посещал главным образом состоятельный люд. Зрители победнее и менее притязательные предпочитали другие театры, в частности «Сэдлерз уэллз», в пригороде, где любили проводить время, посмеяться над солеными шутками актеров, полюбоваться канатоходцами и фиглярами. Не менее популярными были балаганы с аттракционами в пригородном саду Уоксхолла, представления кукольников ну и, конечно, ярмарочное веселье с непременной ильмовой доской, стонущей на удивление публики от прикосновения раскаленного железа. Многих привлекали скачки и бега, кегли и футбол, ристалища знаменитых бентамских бойцовых петухов, посещение зверинца, состязание боксеров, борьба и палочные бои, неизменным победителем в которых выходил любимец лондонцев Джеймс Фигг. Летом лодки любителей речных прогулок покрывали темную гладь Темзы, а зимой на замерзшей реке катались на коньках, устраивали гулянья.

Весело можно было провести денек и во время традиционного весеннего праздника, потанцевать вокруг «майского дерева» — столба, украшенного цветами, полюбоваться состязанием лучников в честь Робин Гуда. Любили потешиться и во время маскарада, когда ежегодно 5 ноября по улицам с гиканьем и улюлюканьем таскали, а затем сжигали чучело Гая Фокса — в обязательных белых перчатках и с неизменным фонарем в руках. Между тем стража, согласно театрализованному представлению, совершала с факелами обход подвалов парламента, разыскивая якобы прячущегося здесь офицера Гая Фокса — участника и главного исполнителя Порохового заговора, пытавшегося в 1605 году взорвать парламент и убить короля.

Любители более острых ощущений направлялись в игорные дома (хотя азартные игры и запрещались законом, но были весьма прибыльным делом).

Куда более пристойным, чем хождение по игорным домам, считалось посещение кофеен, тех самых знаменитых лондонских кофеен, которых насчитывалось в городе около пятисот. Здесь за чашкой кофе встречались с друзьями, коротали время в долгих беседах, просматривали свежие газеты и журналы, спорили о последних политических событиях, обсуждали литературные новинки. Память о некоторых из этих своеобразных клубов жила долгие годы. Кофейня Вилля, где встречались поэты; кофейня Слафтера, куда хаживали художники и музыканты; кофейня Кэта, которую в течение двадцати лет посещали литераторы, сторонники партии вигов; кофейня «Сант-Джон», запечатленная У. Хогартом в «Современной полуночной беседе».

Толпы зрителей собирались в Бир-гарден поглазеть на травлю собаками самых злобных и огромных медведей, когда-либо существовавших в Англии, как сообщала реклама. «Можно увидеть также травлю быков собаками», — говорилось далее в объявлении, помещенном 9 июня 1716 года в «Ориджинл уикли джорнэл». В конце предусмотрительно указывалось и время начала «состязаний» — 3 часа пополудни, так как «этот спорт продлится долго».