Кровавая графиня - [179]

— То, о чем я коротко рассказал, происходит в подземелье, Куда не проникает ни единого солнечного луча. Но есть свидетели, которые могут дать показания об этих преступлениях перед судом. Одно из требований города Чахтицы в том и состоит, чтобы Алжбета Батори была привлечена к суду. От имени города, ясновельможный палатин, я настаиваю на этом.

— А чего еще требуют Чахтицы? — спросил палатин с непроницаемым лицом.

— Алжбета Батори несколько месяцев назад обвинила чахтичан, что они поддерживают разбойников, что они мятежники и творят невесть какие преступления. Сейчас их объедают три сотни ратников, которые находятся там только того ради, чтобы графиня могла беспрепятственно совершать свои злодейства. Чахтицы терпят огромные убытки — содержание ратных поглотило почти все их запасы. Мало того: солдаты набрасываются ночами на девушек в их каморках. И всячески принуждают к уступчивости жен тех горожан, под крышами которых они живут.

Палатин слушал и хмурился.

— Ко всему прочему на этих днях, — продолжал Микулаш Лошонский дрожащим от негодования голосом, — слуги по приказу властительницы обирают подданных, свободных крестьян и горожан до такой степени, что не пройдет и двух недель, как каждая рука судорожно сожмет или нищенский посох, или оружие, с которыми кинется на замок. Прольется кровь! Чахтицкая госпожа насильно продает свой урожай и назначает своевольно цены. И нет закона, который бы защищал горожан, нет власти, которая бы взяла страждущий город под свою опеку. И это еще не все! Под предлогом обновления града и дорог из людей выбивают неслыханные подати. Кто не подчиняется, того не минует «кобыла», и потом его же, полумертвого, для острастки бросают в темницу. Самые мужественные люди покидают хозяйства, дома, семьи, убегают в леса к разбойникам, гонимые мыслью о мщении. От имени Чахтиц взываю к вам о справедливости: всегда мирный город может стать полем кровавых событий.

— Поезжай, Микулаш Лошонский, и будь спокоен, — сказал палатин после короткой паузы, — твое известие я выслушал и обещаю, что прикажу расследовать события в Чахтицах и приму надлежащие меры.

— Меры необходимо принять сейчас же! — возразил Микулаш Лошонский, строго глядя на собеседника. — Всеобщее возмущение и решимость восстать в Чахтицах нарастают с каждым часом. Я прошу вас немедленно отозвать войско.

— Признаю, что в Чахтицах нет необходимости в ратниках для защиты госпожи, ради которой мы их туда послали, — ответил палатин. — Но они необходимы для удержания порядка, ведь, и по твоим словам, положение там весьма серьезно.

Микулаш Лошонский разочарованно вышел из кабинета палатина. Он представил себе свое возвращение в Чахтицы: везет он всего лишь обещание палатина помочь. Но прежде чем обещанная помощь придет, народ совсем обнищает.

Дверь за ним закрылась, а палатин все еще продолжал сидеть в кресле, погруженный в свои мысли. Его задумчивость была нарушена громким стуком в дверь.

Секретарь вскочил, намереваясь научить виновника пристойному поведению. Он резко открыл дверь, но в коридоре не было ни души. Он не услышал даже шагов убегавшего.

Взгляд соскользнул к полу. Там лежало письмо, красневшее семью печатями.

Он поднял его.

— Таинственный посланец, — сообщил он палатину, — бросил у входа в кабинет это письмо за семью печатями, адресованное вам.

— Открой письмо, — удивленно сказал палатин, — и читай!

Секретарь распечатал письмо. По мере того как он читал, лицо его бледнело все больше, палатин пораженно следил за его волнением.

— Это послание покойного пастора Андрея Бертони, предшественника Яна Поницена, — сообщил он по прочтении письма. — В нем говорится о злодеяниях Алжбеты Батори. Письмо обнаружено в склепе чахтицкого храма.

Палатин с живостью протянул руку к письму. Прочел его.

Юрай Заводский отошел к окну.

На дворе снова послышался шум.

Микулаш Лошонский вышел как раз в ту минуту, когда, по приказу капитана, уносили труп гайдука.

— Вы заметаете следы преступления, — взорвался Микулаш Лошонский, — вместо того чтобы показать его всему свету, вместо того чтобы требовать справедливости!

Бытчанский капитан с трудом уговорил его сесть в повозку.

— Гони что есть мочи! — приказал капитан кучеру. — А иначе и тебя, и твоего хозяина, коли он не замолчит, мне придется порядком охладить где следует.

Кучер стегнул лошадей.

— Господин капитан, — кричал Микулаш Лошонский на прощание, — поблагодарите Алжбету Батори, что велела убить вашего гайдука. Поцелуйте ее благородную руку и подставьте шею, чтобы она могла надеть на нее удавку!

Палатин прочел письмо и положил его на стол.

— Что скажешь об этом? — спросил он.

Секретарь не ответил, лишь задумчиво смотрел перед собой.

— Приведи ко мне Алжбету Батори! — распорядился палатин решительно и сдержанно, словно председательствовал на суде.

С главу на глаз

Алжбета Батори не знала, что произошло. И ни малейшего понятия не имела о том, что палатину известно об убийстве его гонца ее гайдуками.

Юрай Заводский прервал ее разговор с Яном Христианом:

— Весьма сожалею, ваша милость, что должен прервать вашу приятную беседу. Но его светлость палатин намерен поговорить с вами. Он ожидает вас в своем кабинете.