Кровавая графиня - [161]

Чахтичане возликовали. Лишь прислуга замерла в тревоге. Было ясно, что всю свою злость за новый прилюдный позор госпожа прежде всего сорвет на невинной челяди.

Молодцы подскочили к Алжбете Батори и в ярости схватили ее, словно хотели разорвать на части. Она отчаянно дергалась, пиналась, но когда ее привязали к «кобыле», перестала сопротивляться, потом впала в забытье.

Зеваки следили за происходящим с затаенным дыханием. Все взгляды были прикованы к «кобыле», как будто там совершалось невероятное чудо.

В эту минуту к графу подошел батрак Яна Поницена. Он прибежал в замок весь запыхавшийся, но, увидев чахтицкую госпожу на «кобыле», стоял некоторое время не в силах шевельнуться.

— Ваша графская милость, позвольте сообщить вам, что преподобный отец просит вас почтить приход своим посещением.

— Что случилось?

— Туда пришли гости. Господин кастелян и Ян Калина.

— Хорошо, скажи, что сейчас подъеду.

Батрак собрался уйти, но любопытство взяло верх. У ворот он остановился и с открытым ртом стал следить за тем, что творилось у «кобылы». Такого никто никогда не видывал.

— Облейте ее, — приказал граф Няри.

Прибежал гайдук с ушатом воды. Один из молодцов вырвал у него ушат из рук и сразу выплеснул его на бесчувственную графиню.

Она пришла в себя, завертелась, начала дергаться, словно хотела изо всех сил оторвать себя от позорной скамьи.

Самый шустрый паренек взмахнул палкой — она свистнула в воздухе. Он лишь ждал приказа, чтобы приступить к делу. Круг зевак сужался. Никому не хотелось пропустить и самого слабого стона чахтицкой госпожи. Жалости ни в ком не было и в помине. Парень резко размахнулся. Палка просвистела над «кобылой» и опустилась на тело чахтицкой госпожи.

В напряженную тишину ворвались возбужденные выкрики и отчаянный рев Алжбеты Батори.

Глаза зевак лихорадочно горели. Только лицо графа Няри оставалось каменным.

— Достаточно! — остановил он парня. — Отвяжите ее!

Парни повиновались, хотя и неохотно. Алжбета Батори, шатаясь, отошла от «кобылы» и остановилась рядом. Глаза были опущены долу, ноги подламывались.

— Ваша милость, — сказал ей граф Няри с притворной жалостливой улыбкой, — простите, что я удовлетворился одним-единственным ударом, поскольку увидел, что даже палок первого молодца вы не вынесете. А для меня ваша жизнь слишком драгоценна, я хочу, чтобы вы завершили ее на глазах многолюдной толпы.

Она рухнула на землю как подкошенная. Дора, боязливо взглянув на графа Няри, подбежала к ней, схватила ее своими могучими руками и понесла в замок.

Граф Няри смотрел на освобожденных девушек, и в душе его боролись человеческое сочувствие и корыстолюбие. Должен ли он поддаться искушению и обратить в звонкую монету эти измученные, дрожащие создания, продав их турецкому паше? Или отпустить туда, куда душа зовет их, чтобы познать счастье и радоваться жизни? Девушки подходили к нему, опускались на колени, со слезами на глазах благодарили его за спасение, целовали ему руки, как отцу-благодетелю.

В сердце его разливалось приятное тепло. Он понимал, что расчувствовался сверх меры, что попал во власть чего-то более сильного, нежели рассудок, повелевавший извлекать выгоду из любой ситуации.

— Встаньте, девушки, — отозвался он голосом, полным непривычной для него доброты. — Поторопитесь домой, покуда войско не вернулось и господские холуи не устроили за вами погоню. Чахтичане наверняка накормят вас и помогут вам побыстрее вернуться домой.

Барбора все время искала в толпе Павла Ледерера, но не нашла. А завидев Магдулу, она вся вспыхнула, в ней проснулось мстительное сожаление, что сопернице — как она считала — тоже удалось спастись.

Когда ворота открылись, чахтичане с радостью повели девушек к себе домой.

— А о вас, — обратился граф к Калиновой, Магдуле и Марише, — позабочусь я. Мой гайдук проводит вас туда, где вам и полагалось быть и где, несомненно, тревожатся о вас!

Они с трудом сдерживали возгласы радости. Только что над ними витала смерть, а теперь — они едут на свадьбу…

Двор быстро пустел. Гайдуки вновь заперли слуг Алжбеты Батори. Но теперь их осталось куда меньше. Несколько служанок и портних слезно молили графа разрешить им уйти восвояси. Он сделал это с превеликим удовольствием. Когда двор опустел, граф Няри обратился к гайдукам, ожидавшим его распоряжений:

— Двое останутся здесь следить, чтобы никто не покинул замок. Остальные пойдут со мной: будут охранять приход. А сейчас подать коня!

Он помчался в приход, гайдуки сопровождали его. Перед замком еще толпились чахтичане. Они срывали шляпы и склоняли в поклоне головы.

Никто из них до сих пор не обнажал и не склонял головы перед господином с таким искренним уважением.

18. Объединенными силами

Совет в приходе

Пастор Поницен немало удивился, когда к нему неожиданно пожаловали Ян Калина и Микулаш Лошонский.

Он обнимал их, словно они восстали из мертвых.

— И откуда у вас столько отваги — явиться в логово самого дракона?

— Теперь на это осмелится даже отъявленный трус, — смеялся Ян Калина, — ведь гайдуки и ратники выслеживают вольных братьев, тогда как те весело пируют на свадьбе. Сюда никто не вернется раньше, чем дня через два-три. Покуда не смекнут, как здорово их провели.