Кровавая гостиница - [5]

Савари занимался в ту пору реорганизацией разъездных команд в департаментах. Наш драгун изъявил желание перейти в это ведомство. Просьба его была представлена на рассмотрение первого консула с документами, свидетельствовавшими в пользу бывалого служаки.

«Я знаю этого удальца, — сказал Бонапарт. — Он деятельный и неглупый человек, не говоря уже о том, что у него железная рука и золотое сердце. Такие-то молодцы и нужны, чтобы поддерживать порядок в провинциях. Своим старанием этот опытный вояка заслужил поощрение, а потому ему следует дать повышение в должности. Передайте гражданину военному министру, чтобы нашему бравому драгуну нашивки заменили на эполеты и откомандировали в Вож, где, хорошо зная местную обстановку, он принесет огромную пользу республике».

Вот так квартирмейстер был произведен в поручики и переведен на службу в национальную жандармерию округа Мерикур. Теперь он направлялся в Эпиналь, к месту своей новой службы.

«Все необходимые инструкции вы получите от начальства, — сказал ему Савари, — сойдитесь поближе с гражданскими властями, чтобы разыскать следы тех таинственно исчезнувших лиц, о которых до сих пор еще ничего не выяснено. Первый консул выражает крайнее недовольство, вызванное этими неудачами. Будьте внимательны, осмотрительны, ловки и энергичны. Постарайтесь пролить свет на это темное дело. Если вы достигнете успеха в расследовании, на ваших плечах появятся капитанские эполеты».

Завершая свой рассказ, новоиспеченный поручик заключил:

– Как только устроюсь на новом месте, сейчас же перевезу к себе сестру. Она будет вести хозяйство в доме. Впоследствии надеюсь подобрать ей в женихи какого-нибудь честного парня. Я очень люблю детей и буду счастлив только тогда, когда меня окружит гурьба племянников и племянниц…

И после краткой паузы он добавил:

– Между нами говоря, Дениза вправе быть требовательной. Воспитанная покойной владелицей замка, она, говорят, отказала уже не одному претенденту… Я и сам, однако, мог бы подумать о женитьбе! — произнес драгун и философски заметил: — Не всем суждено достичь таких успехов на военном поприще, как Мюрату, Жюно, Лефевру и Ожеро. К тому же я вовсе не самолюбив и не завистлив и повторяю, что предупреждать преступные действия мошенников и убийц и ловить их — это все-таки способствовать благосостоянию отечества.

Закончив свои рассуждения, рассказчик налил себе стакан вина. Его сотрапезник слушал не перебивая, будто даже с некоторым беспокойством.

– Милый мой соотечественник, — заговорил он наконец несколько нерешительно, будто колеблясь, — при всем этом вы забываете об одном обстоятельстве…

– О каком же?

– До сих пор вы не соблаговолили сообщить мне свое имя, если только это мое замечание не покажется вам нескромным…

Тот громко засмеялся:

– Мое имя?! О, в самом деле, я ведь еще не назвал своего имени…

И, приподняв свою форменную фуражку, он продолжил:

– Моего достойного отца — мир праху его — звали Марк-Мишель Готье. До конца жизни он носил зеленую шапку лесничего округа Мерикур, что немного южнее Виттеля. Меня же зовут Филипп Готье, всегда к вашим услугам, гражданин.

Бывший роялист в ответ провел рукой по лбу, а затем, принимая вид человека, решившегося на отчаянный поступок, коротко сказал:

– Доверие за доверие… я узнал ваше имя. Вот мое: я Шарль Людовик-Гастон, сын и наследник умершего маркиза дез Армуаза.

Можно поклясться, что, называя себя, маркиз Шарль дез Армуаз рисковал оказаться в опасности… можно поклясться, что он боялся вызвать у своего собеседника угрожающее восклицание… Однако же ничего подобного не произошло… Физиономия Филиппа Готье не выражала ничего, кроме удивления.

– Как? — воскликнул он. — Вы сын умершего маркиза! Наследник этого славного вельможи! Вы тот самый маленький Шарль Людовик-Гастон, который воспитывался в Париже, в то время как я рос в замке…

Эмигрант подхватил:

– И который пробыл в замке всего шесть месяцев — девять лет тому назад, в период террора, когда я прятался в Воже, готовясь к побегу в Германию…

Содержали ли эти слова в себе какой-нибудь тайный смысл? Так можно было предположить, если судить по тому тону, которым они были произнесены. Впрочем, молодой человек внимательно наблюдал за реакцией своего собеседника.

«Он спокоен… Значит, Дениза сохранила в тайне наш секрет… Брат ее, следовательно, не знает о моем пребывании в замке Армуаз и о его последствиях…»

Действительно, на лице Филиппа Готье было написано лишь искреннее восхищение. Честный вояка сидел с широко открытыми глазами и ртом.

Сначала он решил было, что ему снится сон, затем протер глаза и стал пристально рассматривать своего попутчика. «Да, — размышлял он про себя, — вот он, тот самый высокий лоб нашего старого вельможи… и этот добрый, кроткий взгляд его супруги… Отпрыск напоминает старое дерево. Как я его раньше не узнал?»

Драгун с почтением снял свой головной убор. Слезы катились по огрубевшей коже его щек…

– Кланяюсь вам, маркиз дез Армуаз, — сказал он торжественно и с расстановкой. — Да благословит вас небо! Я со своей стороны благодарю его за то, что оно позволило мне встретиться с вами, моим великодушным противником в сражении при Давендорфе и в то же время сыном благодетелей моего семейства… Таким образом, я легко могу найти возможность услужить моему спасителю и господину…