Кровь Заката - [92]

Проклятый, опять ему целый вечер обонять этот ужас. Натереть нос чесноком, что ли, как это делают атэвы во время моровых поветрий? Герцог невольно хмыкнул, представив себя благоухающим, словно фронтерская колбаса.

– Что с тобой? – Рауль Тарве что-то читал, но это ему не мешало замечать все.

– Вот подумал, может, чесноком занюхивать…

– Не поможет, – покачал головой Рауль, – против этой дряни никакой чеснок не выдержит. Лучше просто не дыши.

Тагэре схватил со стола яблоко и со смехом запустил в племянника, который умудрился поймать фрукт на острие ножа для разрезания страниц.

– Если не можешь не дышать, попробуй уговорить ее помыться, хотя… – Тарве с сомнением покачал головой, – если смоется краска, будет еще хуже. Так что терпи. Или знаешь что? Спроси у Святого Духа, может, у него какое-то средство есть?

– Ты – зараза, – проникновенно сообщил родственнику Шарло. Тарве не стал спорить и вернулся к своей книге, а мысли герцога свернули к другой женщине. Так отвечать ему на ультиматум жены или нет? Он сам не понимал, почему так мучительно не хотел ее приезда, хотя и скучал по детям. Наверное, все дело во лжи. Регент все время на виду, значит, придется разыгрывать счастливого отца и супруга, а потом Обен без всякой задней мысли отпишет об этом сестрице. Та, разумеется, покажет письмо Соле… Нет, нельзя допустить, чтобы Эста перебралась в Мунт.

Выходит, ехать в Эльту? Но Трюэль не советует покидать столицу до созыва Генеральных Штатов. Может, он и прав, хотя летом заговоры составляют редко, летом одни воюют, а другие разъезжаются по имениям. Мальвани загнал Жозефа в границы столетней давности, предварительное перемирие подписано, да и внутри страны тихо. Лучше все-таки съездить… Взять Рауля, и вперед. К осени он как раз вернется. Один.

– Монсигнор, – кругленькая камеристка (худощавая черноглазая и чернокудрая Агнеса окружала себя исключительно бесцветными толстушками) присела в реверансе, – Ее Величество ждет вас в своем кабинете.

– Я к услугам Ее Величества, – заверил Шарло и, скорчив зверскую рожу ухмыльнувшемуся Тарве, последовал за посланницей.

Увы, все оказалось еще хуже, чем он думал, так как благоухала не только королева, но и ее апартаменты. Казалось, проклятый аромат источали сами стены. Сжав зубы, Тагэре отвесил изысканный поклон и сел поближе к приоткрытому окну. Честный сам с собой, Шарло понимал, что несправедлив к Агнесе, которая видела в жизни мало хорошего и отнюдь не была такой уж уродливой. Дело было в нем, вернее, в Соле, в ее пахнущих полынной горечью и осенними кострами волосах, в нежных губах, не знавших ядовито-красных опиатов.

Тагэре прекрасно понимал, что охапки алых роз в золоченых вазах, розовый атлас, мирийские жемчуга, даже ненавистный аромат – все это для него. К несчастью, то, что делала Агнеса, стараясь его завлечь, действовало с точностью до наоборот. Будь она к нему равнодушна, он, возможно, заметил бы и роскошные волосы, и большие темные глаза, и белые зубы… Увы. В жизни Шарло был охотником, а не дичью, его раздражали женщины, назойливо пытающиеся его заполучить и подчинить. Скорее всего и с Эстой у него все пошло прахом именно поэтому. Агнеса же и вовсе вызывала одно глухое раздражение, но Шарль мужественно выслушал ее неуклюжую речь и с готовностью взял письмо Саррижа.

Это действительно было забавно. Ифранский король предлагал его купить. И заплатить готов был дорого. Бедные Фарбье небось думали, что сдирают с авирского скряги неплохие деньги, а тот, оказывается, готов отдать и больше. Сказать им, что ли? Пусть Святой Дух побесится…

Выходка ифранского монарха не вызвала у Шарля ни удивления, ни злости. Скряга, который, наверное, и молится-то деньгам, должен поступать именно так. Регент аккуратно положил листок на стол и поблагодарил королеву за столь дружественный шаг. Та в ответ как-то странно засмеялась.

– Что ж, монсигнор, я не нарушила волю отца и против нашей дружбы не погрешила. Мы ведь друзья, не правда ли, Шарль?

Такой вопрос подразумевал только один ответ. Пришлось подтвердить, что он и Агнеса, безусловно, друзья. Дальше все пошло как по-писаному. Королева еще раз засмеялась, показывая белоснежные зубы, заметила, что друзьям в такую жару не грех выпить по стаканчику охлажденного вина, не дожидаясь ответа, вышла и вернулась с подносом. Шарль, стараясь дышать пореже, разлил вино и поднял высокий узкий бокал с дежурными словами о красоте хозяйки. Агнеса вспыхнула, что ее отнюдь не украсило, и выпила до дна; герцогу осталось последовать примеру королевы. Вино было хорошим, разве что слегка терпким, и Шарль, уступая невысказанному желанию собеседницы, налил еще.

Он понимал, чего она от него ждет, более того, с точки зрения здравого смысла он должен был это сделать. В конце концов, в его жизни было множество женщин, без которых он вполне мог обойтись, а Агнеса была матерью наследника. Их союз означал мир, к которому он так стремился, и цена этого мира была до смешного мала. Ночь или две в кварту, а возможно, и реже. Сола для него все равно потеряна, жизнь с Эстой напоминала плохо склеенные черепки. Случайные подруги, в объятиях которых он топил свое одиночество, вряд ли станут упрекать, но Шарль Тагэре не мог себя заставить поцеловать эту раздушенную ифранку с черным пушком над верхней губой и голодными глазами. Не мог, и все. Может быть, потому, что ни разу в своей жизни не желал от женщин ничего, кроме их самих, а этот союз, по крайней мере с его стороны, был сделкой.