Кровь Янтаря. Знак Хаоса - [4]

Я ждал. Я думал о теневых бурях, снах, странных Козырях и Озерной Леди. Я слишком долго плыл по течению — теперь этот этап кончился, и жизнь принялась один за другим выбрасывать чертовски важные вопросы. Затем — новая напасть: вынужденное безделье. Единственное утешение — время в этой тени, похоже, бежало быстрее, чем в большинстве прочих. Сейчас для меня это важно. Месяц, проведенный здесь, может оказаться всего лишь сутками в Янтаре — а то и меньше. Если я здесь не задержусь, следы, которые меня интересуют, могут еще и не совсем остыть.

Потом я погасил светильник и уснул. Сквозь стены моей темницы просачивалось достаточно света, который то усиливался, то тускнел, так что я мог прикинуть, день сейчас или ночь, и, подчиняясь этому ритму, влачить бремя повседневной тоски.

В течение трех следующих дней я перечитывал дневник Мелмана — набитый туманными намеками и скудный на полезную информацию — и почти убедил себя, что Особой Под Капюшоном (так Мелман называл являвшегося ему наставника) был Льюк. Правда, меня поставило в тупик встретившееся несколько раз упоминание об андрогинии[4] Скрытого. К концу тетради начались упоминания о необходимости свершить жертвоприношение Сына Хаоса — я принял это на свой счет, учитывая, что Мелман заранее планировал меня кокнуть. Но если это дело рук Льюка, как тогда объяснить его странное поведение в горах Нью-Мексико, когда он посоветовал мне уничтожить Козыри Судьбы и уехать — как будто пытался защитить меня от чего-то? Потом он признался, что подготовил несколько первых покушений на меня, — но отрицал свою причастность к последним. Если он приложил руку ко всем покушениям, какой смысл признавать одни и отказываться от других? Что еще могло сюда припутаться? И кто? И как? В головоломке явно не хватало нескольких деталей, но я чувствовал, что все самое важное у меня уже есть и стоит появиться какой-то мизерной крохе новой информации — останется лишь слегка встряхнуть коробку, чтобы все фрагменты встали по местам и получился на удивление знакомый расклад…

Я мог бы предположить, что ко мне пожалуют ночью. Мог бы, но не предположил. Приди мне это в голову, я бы спал меньше и держал ухо востро. Даже если я и верил в стопроцентную надежность моей ловушки, в истинно совершенных планах следует учитывать все до последней мелочи.

Спал я крепко, а стук камня о камень звучал глухо. Я продирал глаза чересчур медленно, но стук продолжался, и через несколько секунд мозги у меня встали на место и я начал соображать, что происходит. Я сел (в извилинах явно скопился песок) и скорчился у стенки ведущего к выходу туннеля, протирая глаза, поправляя прическу и отыскивая оставленную на том берегу реки сна ясность мысли.

Разбудивший меня стук, должно быть, означал, что из-под камня, закрывавшего вход, выбивают клинья. Это было мерное постукивание — приглушенное, не рождавшее эха.

Я рискнул быстро выглянуть в грот. Отверстие в потолке было еще закрыто — звезд я не увидел. Возня наверху продолжалась. Стук сменился громким продолжительным шорохом и скрипом. Сквозь прозрачный хрусталь свода видно было пятно света, окруженное гало. Я решил, что это лампа, — для факела свет слишком ровный. К тому же в такой ситуации факел непрактичен.

В своде возник просвет — полумесяц неба, на нижнем роге две звезды. Просвет расширялся — я слышал тяжелое хриплое дыхание, как я определил, двух человек.

Я почувствовал, как в кровь ухнула добрая доза адреналина и принялась крутить там гормональные сальто — по рукам мурашки помчались. Я не предполагал, что Льюк приведет кого-то с собой. Мой план, защищенный от вмешательства любого абстрактного дурака, оказался беззащитен перед дураком конкретным… в смысле, передо мной.

Валун теперь двигался быстрее, и мне не оставалось времени даже на богохульства. Мысли неслись галопом, нужно было срочно сосредоточиться, придумать подходящий план, подготовиться и приступить к его претворению в жизнь.

Я вызвал Логрус, и тот сформировался у меня перед глазами. Я поднялся, держась у стены, и начал с простеньких пассов, стараясь согласовать движения рук с непредсказуемыми, на первый взгляд, движениями двух ответвлений Логруса. К тому моменту, когда я добился удовлетворительного результата, шум наверху стих.

Выход был свободен. Мгновением позже лампу подняли и поднесли к отверстию.

Я шагнул в грот и поднял руки. Мой первоначальный план был окончательно похоронен, когда на фоне неба появились темные угловатые силуэты двух приземистых типов. В правой руке каждый держал обнаженный poig-nard. Ни один из парней даже отдаленно не напоминал Льюка.

Я вытянул руки, обтянутые Логрусовыми перчатками, взял этих двоих за глотки и давил, пока они не обмякли. Я подержал их еще чуть-чуть и отпустил.

Как только эти ребята исчезли из виду, я зацепился мерцающими энергетическими жгутами за край колодца и подтянулся. По пути я на секунду задержался, чтобы забрать Фракир, свернувшуюся под лазом. В этом, собственно, и заключалась моя западня. Льюк, или любой другой, рискнувший полезть в пещеру, сам сунул бы голову в удавку, готовую мгновенно затянуться на его шее.