Кровь времени - [29]

— Да. Нельзя назвать это захватывающим занятием, но все же оно помогло убить время. Увы, сортировка книг закончена, и с завтрашнего дня мне, вероятно, вновь будет нечего делать.

— Вот вам связка ключей — прошу вас не пренебрегать ею: с ее помощью вы сможете ходить туда, куда захотите. — Он поднял металлическое кольцо, на котором висела дюжина больших ключей. — Пожалуйста, пользуйтесь ключами с осторожностью. Администрация деревни Мон-Сен-Мишель полагает, что вы находитесь среди нас в качестве послушницы, и не одобрит, что мы предоставили вам столь широкие права.

Сестра Анна наклонилась к Марион:

— Я объясню вам назначение каждого из ключей.

— Это не самый худший способ развлечь вас. Должен признаться, что самым страшным вашим врагом здесь окажется скука. Мы готовы будем составить вам компанию, если представится такая возможность. Не стану скрывать, что наша братия должна соблюдать определенный устав. Мы не можем выделить вам штатную должность в Мон-Сен-Мишель, это вряд ли разумно.

— Знаете ли вы, сколько времени я у вас пробуду?

Брат Серж почесал в затылке:

— Нет. Об этом я ничего не знаю. Нас просили приглядеть за вами в течение зимы, до тех пор, пока «все не успокоится или не наладится». Не знаю даже, что под этим понимать. И, честно говоря, не хочу, чтобы кто-нибудь меня в это посвящал. Ваше пребывание у нас может продлиться как три недели, так и три месяца.

Помолчав, монах добавил:

— И приготовьтесь провести ближайший месяц в таком же неведении.

Марион взяла кольцо с ключами.

— Пока же, если я могу оказать вам какую-либо помощь… — произнес брат Серж, явно стараясь выглядеть галантным.

Марион коротко поблагодарила его. Она вспомнила этот голос: в ту ночь, когда она приехала в аббатство, она засыпала, а над ней звучал низкий мужской бас, очень четко произносивший слова. Значит, брат Серж вместе с сестрой Анной приходил к изголовью ее кровати в первую ночь.

Марион отклонила предложение поужинать вместе с другими членами братии: во время трапезы брат Жиль, с орлиным профилем, должен был читать Священное писание. Женщина вернулась домой. При мысли о том, не посещал ли снова ее жилище таинственный гость, Марион разбирало скорее любопытство, чем беспокойство. Она обошла комнаты, но не обнаружила ничего подозрительного. Может быть, все уже кончилось… Сначала ее слегка развлекли письмом с головоломкой, затем убедились, что она не прячет опасных предметов, и теперь оставят в покое.

Она развела суп из пакетика — этим вечером ей было лень готовить. Поставила на стол в гостиной тарелку, бутылку «Контрекса»,[33] упаковку йогурта и достала из шелковой сумки том в черном переплете. Женщина открыла его на том месте, где остановилась в прошлый раз, и принялась за еду.

14

Джереми Мэтсон и его коллега Азим Абд-эль-Дайим пробирались сквозь толпу на пешеходной улице квартала Эль-Муски. Здесь передвигались только пешком или, в случае необходимости, верхом на осле — плотность толпы и огромное количество прилавков не позволяли ничего другого. Под высокими фасадами обветшалых зданий с далеко выступающими балконами теснились вытянутые в глубину лавки и магазинчики. Без всякого порядка они простирались порой до середины улицы и все вместе сплетались в длинную череду многоцветных пятен и экзотических благовоний. Джереми прошел под огромным ковром из шкуры верблюда, растянутым в качестве тента и издававшим кислый, тошнотворный запах. Торговец шелком окликнул англичанина, но тут же ретировался, когда Азим резко ответил ему по-арабски. Шелковые пелерины красного, зеленого, голубого, желтого цветов и их различных оттенков одна за другой оставались в стороне, открывая доступ к лабиринту корзин, заполненных приторно пахнущими финиками и крупным инжиром. Вокруг говорили и кричали по-арабски. Люди смеялись и хохотали, разевая беззубые рты, зорко следили друг за другом или провожали соседей взглядами из-под глубоко надвинутых фесок и тюрбанов. От солнца толпу защищали навесы из дубленой кожи, пологи из ткани и подобные им древние как мир приспособления.

— Но почему «охотник»? — спросил Азим. — Вы вдруг стали говорить об убийце как об охотнике. Возможно, это просто зверь, безумец, которого следует казнить, но зачем называть его охотником?

— Потому что он поступает именно так. Во время сафари я долгие часы еду по саванне, выискивая добычу; издалека, очень осторожно подкрадываюсь к ней, причем, если возможно, откуда-нибудь сверху. Допустим, жертва замечает меня. В этом случае я стараюсь гнать ее туда, куда нужно мне, так чтобы она оказалась в кольце из природных преград или в каком-нибудь тупике, фактически стала пленницей. Ну а если я при этом нахожусь над несчастным существом, мне остается только броситься на него и быстро прикончить.

— Но это, без сомнения, помешательство, господин. Нужно совсем сойти с ума, чтобы убить ребенка. А он не просто убил — он устроил настоящую бойню. Это невменяемый человек! — продолжал возмущаться египтянин.

— Не только, Азим, здесь есть что-то еще. Он не просто убил этого ребенка — он выследил его; вел на него охоту. А основное удовольствие на охоте заключается вовсе не в последней секунде, когда ты нажимаешь на курок, хотя это мгновение тоже прекрасно. Главное — это предшествующий выстрелу ритуал, медленное и полное мелочей действо. Ты находишь следы предполагаемой дичи, идешь по ним, видишь ее издали, начинаешь вести в определенном направлении, загоняешь в ловушку. Вот в чем истинное наслаждение. И убийца все это проделал: он охотился и получал удовольствие от преследования.