Кровь Рюрика - [16]

– Да я…

– Ты, ты. – Савва устало кивнул. – Делай, как знаешь, а я без этого Горыни в обратный путь не двинусь. Буду жить тут хоть год, хоть два, но к себе в сотню переманю. – С этими словами тысячник двинулся наводить порядок в приданом подразделении, а княжич, послонявшись по площади, плюнул на всё и пошёл к старосте за стол.

Когда всё, что нужно было увезти, улеглось на повозках, воины пошли в баню, а тысячник, побродив по деревне, подошёл к Горыниному дому.

– Проходи, не стой. – Хозяин дома, коловший дрова, качнул головой на скамейку. – Садись, сейчас баню догрею, и пойдём попаримся.

Через час, вдоволь напарившись в выскобленной до белого цвета бане, они сидели в полотняных рубахах и пили клюквенную настойку, закусывая жареным мясом и соленостями.

– Да, а баня у тебя просто царская. – Тысячник покачал головой. – Чисто, аж входить боязно.

– Так грязная баня – это же вообще глупость. – Горыня усмехнулся и разлил по новой. – А я всё жду, когда ты меня сватать начнёшь. Ведь не в баньке попариться пришёл?

– В такой баньке попариться – праздник, но ты прав, Горыня. Нужда у меня до тебя есть. – Савва бодро дохрустел яблоком и, вытерев распаренное и мокрое от пота лицо рушником, продолжил: – Дела у нас нынче такие. На западной границе собирает войска король Сигизмунд. В помощь ему уже идут войска короля Наполеона Второго и других прочих. И придут они, как сам понимаешь, не подарки раздавать. Государь собирает армию, и князь Багратион назначен командующим армии, которая будет закрывать юго-запад. А там Аустрия да оттоманы. Так что вся турецкая орда, аустрийцы да италийцы – все будут наши. Хан польский по слухам призвал в армию больше трёх сотен кромешников…

– Это ещё кто?

– Колдуны, что таскают существ из-за кромки, – пояснил тысячник. – Потому и кромешниками кличут. Упырь, которого ты завалил, тоже оттуда. Случается, прорываются сами, но в основном колдовство чёрное. Тварей этих, конечно, немного, но бывает, что и один целой сотни стоит. Сами европцы лезут редко, но насылают тварей разных, упырей там, навок, умрунов. От того, кроме охотников, и стоит в каждом уезде Перунова сотня. Где-то поспокойнее, как в Сибири, а где-то каждый день сеча, как на западных границах. Кромешников, конечно, ловим да на кол сажаем, но не переводятся. – Тысячник вздохнул и почесал ветвистый шрам на левом плече. – Извести бы колдунов этих под корень, да руки коротки. Их в германских землях, да у галлов учат, а первейшие академии колдовские у испанцев да бриттов. И простой народ от этой нечисти обороняют волхвы наши да воины земли русской. Так что не на гульбище зову. На смертный бой, где мы по одну сторону, а они по другую. И пока мы их не одолеем, не будет покоя. Всё одно пакостить будут.

– Да я как бы и не против, только вот что объясни мне. Кем буду я? Солдатом? Так это мне не интересно. Чтобы мною командовал какой-нибудь… ну вроде вот этого княжича, или как он называется. Знаешь же, что хороший командир – это половина победы. А вот так, ложиться в землю из-за глупости чьей-то…

– Я-то знаю. – Савва усмехнулся. – А вот откуда ты это знаешь?

– Так, воинская деревня-то. – Горыня улыбнулся в ответ. – Только и разговоров на празднике, где кто служил и что там было. Тут, почитай, любой малец малый строевой устав расскажет без запинки.

– Это да. – Тысячник кивнул. – Ну а сам-то кем хочешь быть?

– Так не знаю я толком, ни как война идёт, ни как тварей этих убивают. Разговоры разговорами, но и собственное представление нужно тоже иметь. Вот коли вольным стрелком…

– А потянешь весь приклад? Дорогонько-то будет все за свой счёт брать. – Савва покачал головой. – Там в десять гривен только и уложишься.

– Конь у меня есть, оружие… Ну ружьё ещё прикупить да какую-никакую защиту, чтобы хотя бы грудь прикрыло.

– А, да. Ты же за банду виру свою имеешь, – вспомнил Савва. – Да, там денег, чтобы полк свой собрать, хватит. Но смотри, в вольных могут потребовать испытания, а княжич наверняка подсуетится и сунет опытного бойца, чтобы тот заломал тебя как бы ненароком. И убивать тебе поединщика никак нельзя. Сразу людей против себя поставишь.

– Ладно, на месте посмотрим. – Горыня кивнул. – Есть еще, что мне знать нужно?

– Ну, как… – Тысячник задумался на несколько секунд. – Вольные обычно в отрядах за пластунов да доглядов. Народ там разный, но своих в обиду не дают. В Перуновой сотне их половина, но те наособицу стоят. Вои из первейших и в сече самым остриём идут. А кто в строевых сотнях, так те – стрелками да пушкарями обыкновенно. Ну и, конечно, летуны…

– Летуны? – переспросил Горыня.

– Ну, да. Летуны. – Савва улыбнулся. – Те, кто в воздухолётах летает. Отчаянный народец, но дружный. Да все с княжьего подворья харчуются, да в одеждах шелковых, что с Желтороссии везут. Есть ещё догляды княжьи. Ну, так про них и не узнаешь, пока в порубе[13] у князя не окажешься.

Просидели с Саввой почти до утра, а с рассветом Горыня начал сборы. Он с самого начала предполагал, что может и не задержаться в селе, но вот так, сразу, срываться, конечно, не планировал. Хотя, может, оно и к лучшему. Хозяйства особого не нажил, и собираться толком было нечего. Одел под рубаху медальон, который назначил своим талисманом в этом мире, прихватил личные вещи, деньги в трёх мешках из толстой кожи, почистил и смазал револьверы, надел сшитый по его рисунку патронташ и поверх всего накинул длиннополый пиджак из голландского сукна, тоже пошитый мастерицами Сосновки. Не хватало только широкополой шляпы, чтобы закончить образ.