Кровь Рюрика - [11]

Посмертный выплеск сбросил её со стула, и, потеряв сознание, графиня рухнула прямо на грязный пол трактира, устроив немалый переполох в своей свите. Занеся Светлову в комнату, молодые люди послали за лекарем и, подумав, что с припадочной иметь дело себе дороже, вернулись к столу.

На следующий день в село на взмыленной лошади примчался Никифор и, внимательно осмотрев упыря, которого отволокли на околицу, наложил заклятие от гнили и порчи. Потом осмотрел разрушенный частокол и долго разговаривал со всеми, кто был в ту ночь на стене, оставив Горыню напоследок. Но и его пытал недолго, основное время посвятив осмотру уже заживающей руки, после чего оставил стекляшку с каким-то зельем и ушёл.

А к вечеру того же дня Горыне стало плохо так, что он не смог подняться с кровати, и в таком положении его застала Настасья – одна из многочисленных дочек живущего через улицу кузнеца Лукьяна. Всполошившись, привела сначала травницу, а уж та подняла и Никифора, снова чуть не уехавшего по своим делам.

Осмотрев руку, потемневшую до локтя, волхв вздохнул и покачал головой.

– Жизни тебе от силы пара месяцев. Отравил тебя упырь клятый. К ревуну[10] сляжешь и не поднимешься. И я, дурак старый, подумал, что тебя Ро́довым промыслом обнесёт лихо.

Думал Константин недолго.

– А вернуть руку, пусть ненадолго, можно?

– Тогда неделя, – сказал, как отрезал, Никифор. – Яд будет не проникать постепенно, а сразу двигаться по всему телу.

– Скажи, а разбойники есть в округе?

Несмотря на ситуацию, Никифор улыбнулся.

– Понятно, что ты задумал. Привести лихих людишек на старое капище, да на камень жертвенный. Есть разбойнички, как не быть-то? Банда Черного на сто десятой версте тракта. Уж сколько ловили ее, да так всё без толку. Там болота да плавни, не найти. След вода смывает, да старая ведьма им ворожит. Думаешь, возьмёшь их?

– Дело не такое уж хитрое. Разбойники – это всё же не военные разведчики.

– Как сказал? Военные разведчики? Что речение сие означает? – заинтересовался Никифор.

– Ну, люди специальные, кто уходит в тыл врага, чтобы все движения войск подмечать и передавать воеводам.

– Пластуны, значит. Ты был разведчиком? – Никифор склонился над небольшим сундучком, который привёз с собой.

– Давно. В начале службы.

– А служил сколько? – Волхв, одним взмахом руки подвинув к себе стол, стал смешивать разноцветные жидкости в пузатой бутылочке.

– Тридцать лет почти. – Константин повернул голову, но из-за спины волхва было ничего не видно, и только волны разнообразных запахов да звон стекла говорили о том, что тот работает.

– Тридцать лет – срок. Сколько же лет тебе было?

– К восьмому десятку подбирался.

– Варвара, дай настой липовика, у тебя свеже́е, – обратился Никифор к травнице. – И горелку малую давай.

Минут через двадцать, за неспешным разговором, волхв наконец-то сварил зелье и, охладив его в ведре с колодезной водой, поднёс к кровати.

– Это пей сейчас. Организм у тебя здоровый, так что, может, и поболе недели протянешь. Это, – он протянул совсем маленькую бутылочку, – когда совсем плохо станет. На пару часов всего. Потом – смерть.

Староста лично привёл боевого коня с полной сбруей, которого весь выкупила у Ратибора, и набил его сумки всем, что нужно в дорогу. Уже всё знали, что за хворь приключилась у Горыни и куда он собрался, и на проводы собралась почти половина села. Сам Константин предпочёл, чтобы секретность была бы повыше, но в данной ситуации приходилось мириться с неизбежным.

Горыне стоило немалого труда отбиться от желающих помочь, но он спокойно и внятно объяснил, что у одного, в данной ситуации, шансы найти банду куда выше, чем у толпы. Зато кузнец поднёс ему чудо чудное – вполне приличный четырёхлинейный[11] шестизарядный револьвер и небольшой полотняный мешочек с двумя десятками патронов, чем сразу поднял настроение Горыни. Всё-таки однозарядное оружие сильно смущало бывшего армейского разведчика.

Доспехи и поддоспешник он надевать не стал, справедливо полагая, что скорость и подвижность важнее защиты.

К исходу второго дня доехал до приметной сосны, росшей на высоком взгорке, и углубился в лес, ведя коня в поводу.

Следы бандитских засидок и прохода людей искал пять таких драгоценных дней и лишь утром, на шестой, вышел к повороту, где не так давно была жестокая схватка. Об этом говорили и попятнанные стрелами стволы деревьев, и едва уловимый запах крови.

А потом нашёл и путь, по которому уходили бандиты, прихватив добычу. Длинный извилистый овраг с ручьём на дне был удобен как для отступления, так и для обороны, но, как полагал Костя, на одинокого путника, к тому же без доспехов, нападать сразу не будут, а скорее, всё же попробуют выяснить, что ему надобно.

Так и случилось.

Перед очередным поворотом в камень перед ним ударил арбалетный болт и, отскочив, звякнул на камнях.

– Стой, где стоишь.

– Стою. – Костя поднял руки, показывая, что в них нет оружия, и через мгновение раздался звук осыпающихся камней и шорох травы. Кто-то спускался со склона, не сильно беспокоясь производимым шумом.

Неплохо одетый мужчина в сером поддоспешнике, надетой поверх него траченой кольчуге, залатанной проволокой, и с заряженным самострелом в руках неспешно подошёл ближе и смерил гостя взглядом.