Кровь на черных тюльпанах - [142]

— Сеньор Карим, вы уверены, что машинку вам сдала молодая женщина? — Мигель уже вторично задавал этот вопрос владельцу лавки. По той версии, которая сложилась у него, машинка должна была принадлежать кому-либо из похитителей матери Кардозу — конечно же, мужчине.

— Я прекрасно помню этот день, сеньор, — упорно настаивал на своем Мохаммед. — Это была молодая женщина. Вы бы видели, как она хороша собой! Постойте, я же выдал ей квитанцию и имею копию.

Мохаммед открыл стол и извлек из одного из ящиков пухлую папку со всевозможными финансовыми документами. Порывшись в ней недолго, он извлек тонкий лист бумаги.

— Ну вот, конечно, ее зовут Мария Эужениа Карнейру. Проживает в Лиссабоне на проспекте Васко да Гамы, 41. Она была так любезна и так просила принять у нее эту машинку, поскольку ей необходимо было срочно заплатить портнихе! Я не мог отказать ей, господин полицейский. Она получила деньги на следующий день после того, как профессор приобрел эту вещь. — Мохаммед опасливо посмотрел на Мигеля. Больше всего он опасался, что сейчас последует вопрос, сколько денег выдал он госпоже Карнейру из тех, что были получены от профессора.

Но Мигель и не думал вдаваться в такие подробности. Он переписывал в свою записную книжку домашний адрес и телефон сеньориты Карнейру. Затем он сухо поблагодарил Мохаммеда за беседу и попросил никому не рассказывать о ее содержании.

— Как можно, сеньор полицейский! — воскликнул Карим, провожая Мигеля к двери. При этом лицо его светилось радостью: он всегда считал полицейских людьми, приносящими неприятности, и если этот уходил с миром, то его дела были не так уж плохи.

— Итак, что мы имеем, Мигель? Прежде всего я хотел бы знать результаты прослушивания телефонных разговоров сеньориты Карнейру, а также слежки за ней.

— Начну с самого главного, шеф, похоже, что у этой дамы есть поклонник, некий Натаниэль Ригаду, мулат. По крайней мере, за минувшие дни он несколько раз звонил ей, а вчера провел там всю ночь. И вы знаете кто он? Пресс-атташе представительства УНИТА в Лиссабоне.

Мигель заметил в глазах комиссара огоньки, как у охотничьей собаки, почуявшей крупного зверя. Этот азарт профессионального преследователя всегда восхищал его в Баррету.

— Что нам известно о нем? — отрезал комиссар.

— В общем-то ничего особенного. Это типичный представитель ангольской контрреволюции. Родители были фермерами в Анголе, сам учился в США. Там же вступил в контакт с представителями УНИТА. Работал в различных представительствах УНИТА за рубежом, в основном в Западной Европе. Занимается тем, что проталкивает всевозможные пропагандистские материалы об УНИТА в печать. Замечен в связях с южноафриканскими и американскими дипломатами.

— Значит, так, — Баррету на секунду задумался, — установите за ним круглосуточно слежку. Только чтобы комар носа не подточил.

— О’кей, шеф. Все будет в полном порядке. Я могу идти?

— Можешь. Только вот еще что. Слежку за этой сеньоритой не прекращать!

— Понятно, комиссар.

«Ну вот, теперь, кажется, уже скоро», — подумал про себя Баррету, глядя в спину выходящему из кабинета Мигелю…

Развязка произошла даже скорее, чем он предполагал. Уже на следующий день трое переодетых в штатское полицейских проникли на квартиру Натаниэля Ригаду и обнаружили у него в кладовке под ворохом никому не нужного тряпья два аккуратных и плотно закрытых ящика. В одном из них лежали новенькие, еще в заводской смазке короткоствольные автоматы «узи» израильского производства, в другом — патроны к ним и несколько гранат. В тот же вечер прокуратура выдала ордер на арест Ригаду.

Сначала он держался нагло, полагая, что его громкие речи о «произволе и беззаконии» произведут впечатление. Но комиссар Баррету лишь ухмылялся, слушая его вопли.

Минут десять Баррету терпеливо ждал, пока Ригаду вдоволь накричится, но заметив, что запал у того постепенно иссякает, неожиданно хлопнул ладонью по крышке стола.

— Хватит!

Ригаду оторопело посмотрел на комиссара.

— Хватит болтовни! На вашем месте, сеньор Ригаду, я вел бы себя поскромнее. Вам, наверное, известно, что чистосердечное раскаяние всегда облегчает вину.

— Я повторяю, комиссар, я абсолютно ни в чем не виноват. — Унитовец явно не хотел сдаваться. — Здесь либо какая-то ошибка, либо чудовищная провокация коммунистов. Остается лишь сожалеть, что португальская полиция пошла у них на поводу.

— Так уж и ошибка? — ухмыльнулся Баррету. — Ну тогда, может быть, вы расскажете нам, что вы прячете у себя в кладовке?

Ригаду побелел.

— А если вы забыли, то мы можем сейчас же отвезти вас в вашу квартиру и с вашей помощью отыскать ящички в чулане. Ну как, поедем?

— Не надо, — едва слышно пролепетал унитовец.

— То-то же. Но это еще не все. Помимо незаконного хранения оружия, вы обвиняетесь еще и в другом преступлении — похищении и убийстве человека. Вам знаком этот предмет? — Комиссар подошел к небольшому столику в углу и резким движением руки сорвал чехол со стоявшей на нем пишущей машинки. Это был «Ремингтон» производства 1916 года.

В течение нескольких секунд Ригаду оторопело глядел на машинку. От былого запала не осталось и следа. И Баррету видел, как его глаза постепенно заполнял животный ужас.